— Да. Так что — прощайте! Надеюсь, никогда больше не вернусь в Заир.

Патиссон промолчал. За Долком закрылась дверь. Кряхтя, старик опустился в кресло. Вытянул из первого конверта лист и начал читать.

«Милый Клод! Ты вправе выбросить письмо после первой же фразы, не читая дальше. Но все же прошу — не делай этого! То, что мы расстались, — непоправимая ошибка моей жизни. Прощения не вымаливаю, ибо понимаю, что его не заслуживаю. И, тем не менее, вынуждена обратиться к тебе за поддержкой (какая, однако, наглость с моей стороны!). Причем не моральной, а материальной.

Поверь, если бы не безвыходность положения, в котором очутилась, я бы никогда не рискнула отважиться на такой беспрецедентный шаг. Не стану вдаваться в подробности — это ровным счетом ничего не изменит. Скажу лишь: если ты не выручишь деньгами, я погибла.

Почему осмеливаюсь обратиться к тебе, тому, кто, пожалуй, должен больше других меня ненавидеть? По двум простым причинам. Первая заключается в том, что обратиться больше не к кому. Отец, по сути, на мели. А больше состоятельных родственников или знакомых, да еще готовых пойти на подобную жертву, нет. И вторая — я доведена до такой степени отчаяния, что, право, уже ровным счетом ничего не стыжусь.

PS. К тебе скоро явится человек и поинтересуется, готова ли передача для островитянки? Ты должен ответить. Каким будет решение, я не знаю. Но, как последняя дура, надеюсь на благоприятный исход задуманной авантюры.

Прощай! Эльдази».

Патиссон бросил прочитанное на стол. Взял второй конверт. Выудил из него целых три листа. И буквально впился в них глазами.

«Добрый день, милый Клод! Долго думала, писать тебе еще раз или нет. Потом решилась. Чтобы, так сказать, не чувствовать себя неблагодарной тварью. Миллион тебе самых искренних и добрых слов за проявленное благородство! Благодаря ему, я очутилась на свободе. Правда, относительной. Ибо меня преследуют — муж никак не может смириться со столь откровенным демаршем. И я вынуждена прятаться. Но это уже — дело десятое.

Села за письмо не только потому, что хотела тебя отблагодарить. Намерена, наконец, объясниться. Если есть время и желание, выслушай.

Мой отец, скопив кое-какой капитал за время работы в «Пемарзе», начал собственный бизнес. Однако оказался не очень к нему готовым и вскоре задолжал крупную сумму одной заирской фирме. В установленный срок вернуть кредит не смог. И тут оказалось, что контрольный пакет акций контрагента перекупили арабы. Оформить рассрочку на возвращение денег они отказались. Более того, начали угрожать физической расправой. Верх цинизма: не только ему, но и членам семьи. Кстати, обо всем этом я узнала значительно позже — отец свои неприятности от нас с мамой (она тогда еще была жива) скрывал до последнего.

И вдруг он узнает, что новый владелец приезжает в Киншасу. И намеревается любыми путями попасть к нему, дабы решить проблему цивилизованно.

Вожделенный визит состоялся. Меня отец взял в качестве переводчицы — высокий гость изъяснялся только на английском, а французского не знал.

Шейх принял нас весьма радушно. Пообещал уже на следующий день разобраться в ситуации и, если отец окажется прав, обещал приструнить своих чересчур ретивых служащих. И все ел глазами меня. Не скажу, что сей факт сильно расстроил. Какой женщине не приятно мужское внимание? Напоследок шейх заявил, что переводчица у отца — просто блестящая. Ясно, что комплимент адресовался персонально мне.

Назавтра в квартире родителей раздался звонок из гостиничного номера араба. Секретарь пригласил отца на новую встречу со своим повелителем. Естественно, отправились туда опять вдвоем. Шейх заявил, что долг можно будет выплатить частями.

— Будем считать, что финансовая сторона вопроса закрыта, — подытожил он.

— А какая — открыта? — удивился отец.

— Вашей дочери, — ответил хозяин шикарного номера.

— В каком смысле? — растерялся вконец сбитый с толку папа, хотя я прекрасно поняла, о чем речь.

— В том, что я влюбился в нее если не с первого, то со второго взгляда, — не стал ходит вокруг да около шейх. — Что вы на это скажете?