Даже успешные переговоры иногда оставляют в памяти переговорщиков непростые следы их компромиссов, которые бросают тень на будущие усилия. Мнение Садата об этой встрече изложено в его мемуарах:
Наш первый сеанс переговоров занял три часа. В течение первого часа я почувствовал, что имею дело с совершенно новым менталитетом, новым политическим методом... Любой, увидев нас после того первого часа во дворце ат-Тахира, подумал бы, что мы дружим уже много лет. Не было никаких трудностей в понимании друг друга, и мы договорились о программе действий из шести пунктов, включая обещание США вернуться к линии прекращения огня 22 октября в рамках разъединения сил.
Готовность Садата согласиться на разъединение вместе с шестью пунктами была редким случаем, когда одна из сторон переговоров в одностороннем порядке отказывается от своей прерогативы торговаться. Он понял, что установление доверия и доброй воли в конечном итоге будет важнее, чем достижение немедленных уступок. Такое взаимное доверие окажется крайне важным, поскольку стороны прошли только первый этап долгого пути, который им предстоит пройти.
От Женевы до разъединения
После встречи во дворце Тахра очевидным следующим шагом должно было стать немедленное продолжение поэтапного подхода. Но это было исключено из-за обязательства Садата перед своим союзником Асадом не решать вопрос отдельно. Кроме того, Соединенные Штаты на переговорах о прекращении огня в Москве согласились вести общие переговоры совместно с Советским Союзом. В результате в декабре 1973 года в Женеве была собрана Ближневосточная мирная конференция.
Конференция должна была стать форумом для легитимизации последующих переговоров. На первые обсуждения в Женеве были приглашены все региональные стороны, а также Соединенные Штаты и Советский Союз в качестве посредников мирного процесса. На Египет оказывалось политическое давление, граничащее с обязательством принять участие: он присоединился к Хартумской декларации 1967 года, которая отвергала отдельные арабские переговоры с Израилем, как и собственные заявления Садата до и во время войны 1973 года. Садат, признавая, что Египет и его союзники продвигаются к Женевской конференции, решил в одностороннем порядке обеспечить ее отказ.
Измученный межарабскими спорами и недоверчивый к Советам, Садат отверг общий подход, опасаясь, что множественные вето помешают достижению соглашения, а соперничество времен холодной войны возьмет верх над арабскими приоритетами. И действительно, любые перспективы достижения соглашения в Женеве быстро сошли на нет. Асад из Сирии отказался участвовать в конференции. Участие Иордании, которая управляла Западным берегом, стало предметом споров. Советский Союз был больше заинтересован в развитии разрядки, чем в региональных переговорах (или же он терпел поэтапный подход, поскольку был убежден, что он потерпит неудачу). Поэтому Женевская конференция Соединенных Штатов, Советского Союза, Израиля, Египта и Иордании приостановила свою работу, чтобы дать возможность изучить вопросы отдельных компонентов, что в любом случае было замыслом как Садата, так и Соединенных Штатов.
Теперь все зависело от того, смогут ли Египет и Израиль превратить предварительные обсуждения в нечто реальное. Это требовало согласия по поводу масштабов вывода израильских войск, определения между сторонами зон ограничения вооружений, прекращения арабских бойкотов и способов контроля и легитимации любых соглашений.
Готовность Израиля к первому выводу войск с оккупированной территории определит исход. По этой причине Моше Даян стал ключевой фигурой. Настолько близкий к профессиональному военному, насколько это позволяла израильская система "гражданин-солдат", отличавшийся широтой и гибкостью интеллекта, Даян, казалось, был создан для того, чтобы руководить зарождающимся мирным процессом для Израиля. Но эта возможность застала его в меланхолии. Начало войны застало его врасплох, его обманули уловки Садата, и он знал, что ему придется заплатить политическую цену за то, что он неправильно оценил ход мобилизации. И он, и Меир уйдут с поста президента к июню 1974 года.
И все же Даян достойно выполнил свою задачу. Он понимал глубокое значение первого территориального отхода Израиля от границ 1967 года. И он знал, что, хотя его личное участие подходит к концу, он стоит в начале процесса, который, как ожидалось, будет развиваться собственными темпами.
4 января 1974 года в Вашингтоне, чтобы начать переговоры, Даян предложил линию отхода примерно в 12-20 милях от Суэцкого канала - гораздо меньше, чем Садат предложил в своем "плане Киссинджера". Но, по мнению Даяна, это была максимально возможная уступка: если бы он продвинулся дальше на восток, Израиль потерял бы контроль над единственной дорогой с севера на юг на Синае к западу от перевалов. Даян не был заинтересован в принятии более жесткой линии в целях торга, и он хотел избежать политического маневрирования. В ходе семичасового обсуждения, продолжавшегося в течение двух дней, он изложил свое предложение на тщательно разработанной карте новых разделительных линий, включая зоны ограниченного вооружения.
На следующей неделе я передал Садату скрупулезно составленную Даяном карту. Наши встречи по деталям разъединения были назначены в Асуане, пустынном городе в 425 милях к югу от Каира, где Садат проводил зиму. На нашей первой встрече 11 января он выдвинул два поразительных предложения. Он согласится на израильские линии отвода войск, если я останусь в регионе, чтобы ускорить результат в челночных переговорах между Египтом и Израилем. Затем Садат установил для себя (и для американской команды) крайний срок. На следующие выходные, 18 января, он запланировал визит к своим арабским братьям, чтобы обсудить нефтяное эмбарго, которое ОПЕК наложила на Соединенных Штатов во время октябрьской войны. Если к тому времени будет заключено соглашение о размежевании - а Садат надеялся, что это произойдет, - он будет настаивать на прекращении эмбарго. Хотя он считал, что некоторые предложения Израиля связаны с компромиссами в отношении суверенитета, на которые нельзя идти, эти вопросы можно будет поднять на более поздней стадии переговоров.
Шаттл беспрецедентно ускорил переговоры. В период с 11 по 18 января состоялось семь "челноков";сво время одного из них (12-13 января) Даян представил сложную схему сути демилитаризации в зонах разъединения.
14 января Садат, единственный раз за все время моего знакомства с ним, изменил схему встречи с личной встречи на конференцию, где американская команда (посол Герман Эйлтс и Джо Сиско) сидела напротив него, а министр иностранных дел Фахми и министр обороны Гамаси - напротив стола - возможно, в попытке разделить ответственность за болезненные решения.
Это событие обернулось драматической конфронтацией между Садатом и его соратниками. Линия отвода была подтверждена без споров, но предложение Даяна о зонах ограниченного вооружения на территории, освобожденной израильскими войсками, вызвало страстное сопротивление. Садат ранее выразил мне свое твердое убеждение в том, что нельзя позволять иностранному государству, особенно иностранному государству, находящемуся в состоянии войны с Египтом, предписывать развертывание египетских сил для защиты Египта на египетской земле. Фахми и Гамаси теперь возражали на аналогичных основаниях, и, в частности, против предложенного ограничения в тридцать египетских танков через Суэцкий канал. Гамаси горячо завершил свой аргумент словами: "Ни один уважающий себя египетский офицер не подпишет соглашение, содержащее такое положение".
Несколько мгновений Садат сидел молча. Он вышел из этого задумчивого состояния со странным вопросом ко мне: "Можем ли мы создать здесь рабочий комитет с обеих сторон?" (Он имел в виду всех сидящих за столом, кроме него и меня). Когда я согласился, он предложил группе разработать ограничения на вооружение, оставив вопрос о танках для себя и для меня. Затем он пригласил меня пройти за ним в смежную комнату.
Однажды наедине он спросил (имея в виду ограничение на движение танков через Суэцкий канал): "Она [премьер-министр Меир] это серьезно?".
Я ответил: "Она торгуется. Но вы должны решить, сколько времени вы хотите потратить на этот вопрос".
Садат ответил: "Давайте присоединимся к остальным", не сказав мне о своем решении. За столом переговоров он разрешил спор: "Я согласился на 30 [в качестве лимита для египетских танков через канал]. Доктор Киссинджер даст мне больше, а ты, Гамаси, подпишешь это".