ГЛАВА 2

Зои со вздохом облегчения распахнула дверь своей квартиры. Это была её тихая гавань, место, где она могла расслабиться и перестать изображать из себя человека, который был удобен всем остальным.

Когда она включила свет, со стороны кухни раздалось тихое мяуканье, и Зои направилась прямо туда, бросив ключи на боковой столик.

- Привет, Эйлер, - сказала она, наклоняясь, чтобы почесать за ухом одного из своих котов. – А где Пифагор?

Серый кот Эйлер только снова мяукнул в ответ, глядя на шкаф, в котором Зои хранила пакеты и банки с едой для котов.

Зои не требовался переводчик, чтобы его понять. Коты – достаточно простые домашние питомцы. Единственным взаимодействием, которого они ждали от неё на самом деле, было обеспечение их едой и почёсывание за ухом время от времени.

Она достала новую банку из шкафа и открыла её, насыпав содержимое в миску для еды. Её второй бирманский кот Пифагор вскоре учуял запах и вышел из какой-то другой части дома.

Некоторое время Зои наблюдала за тем, как они ели, задаваясь вопросом, не хотели бы её питомцы заменить свою хозяйку кем-то другим. Она жила одна, и это означало, что покормить их она может только тогда, когда возвращается с работы, а это происходит каждый раз в разное время. Несомненно, они бы оценили более регулярный график, но на случай, если бы они сильно уж проголодались – в зоне их доступа всегда были соседские мыши. И когда она смотрела на них сейчас, то заметила даже, что Пифагор за последнее время набрал пару фунтов. Ему не помешала бы диета.

В любом случае, Зои не собиралась замуж в ближайшее время – ни ради котов, ни по какой-то другой причине. У неё никогда не было по-настоящему серьёзных отношений. Учитывая полученное ею воспитание, она почти смирилась с тем, что ей суждено умереть в одиночестве.

Её мать была глубоко религиозной, а это значило, что она была крайне нетерпимой. Зои никогда не удавалось найти в Библии место, в котором бы говорилось о том, что нужно общаться так, как это делают другие люди, и в своих собственных мыслях оперировать лингвистическими загадками, а не математическими формулами, но её мать, тем не менее, находила там такой смысл. Она была убеждена, что с её дочерью было что-то не так, и это было чем-то греховным.

Зои рукой коснулась ключицы, очерчивая линию, где когда-то висел крестик на серебряной цепочке. На протяжении долгих лет её детства и юности она не имела права снимать его - даже в душе или перед сном, не будучи при этом обвинённой в богохульстве.

Она вообще мало что могла сделать, не будучи обвинённой в том, что является дьявольским отродьем.

- Зои, - сказала бы её мать, тряся пальцем и сжимая губы. – Брось эту дьявольскую логику. Дитя моё, в тебе живёт нечистый. И нужно изгнать его прямо сейчас.

Дьявольской логикой, очевидно, была математика, особенно у ребёнка в возрасте шести лет.

Снова и снова её мать повторяла, что она не такая, как все. Это было, когда Зои не находила общий язык с детьми своего возраста в детском саду или школе. И тогда, когда она не посещала никаких кружков, кроме углубленного изучения математики и естественных наук, но даже там она не вступала ни в какие группы и не заводила друзей. Это было и тогда, когда она мгновенно рассчитывала необходимые пропорции ингредиентов в приготовлении того или иного блюда, всего лишь раз увидев, как её мать его готовила.

Очень быстро Зои научилась подавлять свою природную склонность к цифрам и числам. Когда она знала ответы на вопросы, задаваемые другими людьми, даже не делая особых вычислений, она хранила молчание. Когда она догадалась, кто из учеников её класса украл ключи учителя, и где он, по всей видимости, мог их спрятать, учитывая возможную близость расположения и оставленные подсказки, она не сказала ни слова.

Немногое изменилось с тех пор, как эта напуганная шестилетняя девочка, отчаявшаяся угодить своей матери, приняла решение перестать говорить все те странные вещи, которые приходили ей на ум, и начала притворяться нормальной.

Зои встряхнула головой, чтобы вернуть свои мысли в настоящий момент. Это происходило более двадцати пяти лет тому назад. И не стоит сейчас останавливаться на этом.

Она выглянула из своего окна, созерцая горизонт Бетесды, как всегда устремляя взгляд в направлении Вашингтона. Она чётко рассчитала всё ещё в тот день, когда подписывала договор аренды, отмечая несколько местных ориентиров, которые выстраивались в одну линию, указывая ей нужное направление, словно по компасу. В выборе вида из окна квартиры не было ничего политического или патриотического, просто Зои нравилось, как эти ориентиры совпадали, образуя единую линию на карте.