— Не спадает уже несколько дней, — тихо пояснил аббат, — все это время он не приходит в себя, и я уж подумал, не зря ли вы проделали столь долгий путь.

— Господу было угодно, чтоб мы его проделали, следовательно, мы прошли его не зря.

Точно услышав эти слова, больной открыл глаза.

— Благословите, отче! — прошептал он, увидев перед собой Бернара.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — творя крестное знамение, произнес настоятель Клервоской обители. — Сын мой, ты желаешь исповедаться?

— Недуг одолел меня у стен Иерусалима, — прохрипел умирающий, — по дороге в Яффо. Я не успел нагрешить.

— Чего же тебе надобно от меня?

— Поведать тайну. Мне нельзя унести ее в могилу. Меня звать Арнульф. Из народа данов. Когда-то я был оруженосцем у короля Харальда Хардрады. В последнем бою у Стэнфорд-Бридж… — Старик замолчал и откинулся на топчан, прерывисто дыша, словно после долгого бега.

Бернар Клервоский и аббат переглянулись. Событие, о котором говорил старец, произошло более шестидесяти лет тому назад.

— У короля была голова, — снова приходя в чувство, пробормотал несгибаемый старец.

— Ну конечно, — кивнул святой отец.

— Нет! У него была отсеченная голова, — с досадой выдохнул его собеседник.

— Говорят, он был убит стрелой, — неуверенно произнес аббат Сан-Микеле.

— Это правда, я был рядом. У короля была отсеченная голова, которую Хардрада всегда держал при себе. И она говорила.

— В уме ли ты, сын мой?

— Это правда, святой отец! — с неожиданным для умирающего жаром проговорил Арнульф. — Мне скоро подыхать, но я в здравой памяти! Король возил голову на серебряном блюде и вопрошал ее, когда хотел узнать что-то важное. И голова давала ему ответ! Верный ответ! Всегда верный! Этот старый дракон всякий раз знал, что намерен предпринять враг.

— Это не помогло ему при Стэнфорд-Бридж.

— Король спросил… устоит ли трон англосаксов, и голова ответила, что и год не успеет смениться, как на престоле в Лондоне будет восседать потомок конунгов.

— И сбылось по тому, — тихо проговорил Бернар Клервоский.

— В тот день в Иерусалиме… — не обращая внимания на слова прелата, продолжал умирающий дан явно слабеющим голосом, — …на стене фреска, — силы уже окончательно оставляли его, — такая голова… — совсем уж еле слышно прошептал он. При этих словах порывистое дыхание его вдруг пресеклось, и глаза последнего викинга закатились.