Глава 1

– Элини! Элини! – кричала моя мама, безнадежно пытаясь дозваться свою нерадивую дочь, – Ну, где опять бродит эта чертовка! – продолжала она возмущаться, оглядываясь по сторонам.

Я же сидела на высоком раскидистом дереве, которое скрывало меня своей густой кроной. Наблюдала за метаниями матери, вовсе не собираясь показываться ей на глаза. На дереве было большое дупло, где я могла спокойно переночевать при необходимости, а еще я хранила тут свои немногочисленные вещи. На случай побега. Да, я давно планировала побег. Дело в том, что меня собирались выдать замуж, а я уж очень этого не хотела.

Я жила в лесной деревне, скрытой от посторонних глаз. К нам не захаживали чужаки, потому что густая зеленая чаща не пускала их. Мы, дети леса – лирлоки, всегда жили обособленно. Контакт с внешним миром был возможен только посредством книг, легенд и рассказов тех, кому посчастливилось побывать за пределами леса, но их было мало. Как правило, те, кто ушел, уже не возвращались обратно. Наши старейшины не принимали их, говоря, что они теперь испорчены пороками мира.

Я была очень любопытна, и мне катастрофически не хватало информации. Мне было интересно, а что там, за лесом. Как устроена жизнь обитателей тех земель, чем они отличаются от нас, почему мы должны сидеть тут, боясь каких-то пороков? План побега зрел в моей голове лет с четырнадцати, но я все не решалась убежать, ведь совсем ничего не знала.

Тогда я задумала сначала набрать хоть какой-то информации. Я видела в доме старейшин много книг из внешнего мира, так почему бы не перечитать их втайне? Каждую неделю я пробиралась в дом и брала один том, подменяя его своим со сказками, чтобы не было видно прорехи на полке. Так, в течение двух лет я поглощала все знания со страниц книг.

В шестнадцать решила, что время пришло, но меня вновь остановило непреодолимое обстоятельство. Моя мама вздумала родить мне сестру. Беременность проходила тяжело: мать была уже не столь молода и вынашивала ребенка с трудом, ощущая все побочные эффекты беременности. Пришлось помогать ей во всем. На меня легло домашнее хозяйство, в том числе приготовление пищи, так как мать тошнило от любого запаха. В общем, я была занята по уши, и у меня элементарно не хватало времени на побег.

Мама рожала долго и тяжело. Я видела ее мучения и очень боялась, что она не сможет разрешиться. Как сказал лекарь, ребенок лежал неправильно – и это мешало родам. Обнадёживало, что мама уже рожала раньше – и тело было готово вновь произвести на свет дитя.

Все время я находилась рядом, все видела, все слышала. Внутри поселился ужас от этой картины. Мучения мамы причиняли мне невыносимую боль, как будто я сама рожала вместе с ней, проходя все стадии. Она кричала громко, надрывно, пытаясь облегчить свои страдания, а моя душа рвалась на части от ее мук, хотелось подскочить и вытолкнуть это маленькое чудовище, что причиняла столько боли моей маме.

Не знаю, сколько часов все это длилось, но, наконец, закричав в последний раз, мать затихла, а вместо ее крика я услышала пищание младенца. Слезы потекли из глаз неконтролируемым потоком. Я испытала облегчение от того, что все закончилось. Мама лежала белая, щеки впали, под глазами – круги от пережитого, но она улыбалась, глядя на младенца, и глаза ее горели счастьем.

Как она, после всех мучений и долгих часов разрывающей боли, могла быть счастлива, я не понимала. Тогда я дала себе зарок, что никогда не буду рожать. Я не хочу испытывать подобные муки. Это же ужасно, не понимаю, почему женщины идут на такое!

Лекарь, который принимал роды, повернулся ко мне и всучил в руки пищащий комочек.

– Побудь с ней, а я пока дам твоей маме лекарство: ей нужно поспать, чтобы набраться сил. Роды были сложные.

Так я познакомилась со своей сестрой, которую мама назвала Шайной. Мое сердце дрогнуло, когда я держала ее на руках, такую маленькую и беззащитную, сосавшую свой крохотный пальчик, причмокивая. Не могла сказать, что она была красавицей. Сморщенная, розовая, как поросенок, сопевшая, как ежик, и строившая гримасы, как обезьянка. Со временем она, конечно же, изменится, но первое впечатление осталось неизгладимо.

Мне пришлось задержаться в деревне еще на пару лет. Мама восстанавливалась медленно – и теперь, помимо хозяйства, на меня легла и забота о сестре. В течение года я успела привязаться к ней, как к собственному ребенку. Кормила ее, мыла, укладывала спать и испытывала другие «радости материнства».

Она стала моим хвостиком и всегда требовала моего присутствия. Мама видела это и, кажется, даже ревновала ко мне сестру, но, стоило Шайну забрать от меня, та устраивала скандал и орала так, что сбегалась вся деревня. В конечном итоге, мама смирилась и не пыталась лишить сестру столь важной игрушки, как я.

Иногда я могла позволить себе спрятаться на дереве и побыть в одиночестве, но это были редкие моменты, пока спала Шайна. Я любила свою сестру, но совсем не хотела оставаться при ней нянькой. Меня по-прежнему интересовало все новое и тянуло увидеть мир. Вещи давно были сложены в дорожную сумку и ждали хозяйку, но я никак не могла заставить себя бросить сестру и мать, пока они нуждались во мне.

С решением убежать мне помогла, как ни странно, мама. Мне уже исполнилось восемнадцать, я расцвела, привлекая внимание мужчин в деревне. Они говорили мне комплименты, пытались заигрывать и приглашали на прогулки. Однако мне они были не интересны. Все мои мысли занимало лишь желание увидеть мир. Но, видимо, мама решила, что пора отдать дочь в хорошие руки, как котенка, который нуждается в заботе. Однажды вечером она посадила меня за стол, заявив, что нам нужно поговорить. Внутри меня заворочалось неприятное предчувствие.