Книги

Лицей 2021. Пятый выпуск

22
18
20
22
24
26
28
30
Генеральный директор АО «ЛОТТЕ РУС» Ким Тэ Хон

По направлению к звёздам

Премии «Лицей» имени Александра Пушкина пять лет. И это, перефразируя известную цитату астронавта Нила Армстронга, маленький шаг для всего человечества, но огромный — для тех, кто за эти годы благодаря премии шагнул в большую литературу. У тридцати пяти «лицеистов» уже вышли книги в ведущих российских издательствах.

Популярность премии ежегодно набирает обороты: в 2021 году она снова побила рекорд по числу поступивших заявок. Почти две с половиной тысячи новых произведений молодых авторов — это не может не радовать и не вдохновлять. Писательство — занятие одинокое. А в одиночестве, как писал Артур Шопенгауэр, «каждый видит в себе то, что он есть на самом деле». Писатель подобен небесному телу в космической пустоте. Но стоит только сменить оптику, посмотреть шире, и нам откроется множество соседей, удивительных взаимосвязей, плеяды доселе невидимых звёзд.

В жюри этого года был наш космический экипаж — писатель-фантаст Андрей Лазарчук, прозаик, лауреат премии «Книгуру» Ирина Богатырёва, поэт Татьяна Вольтская, поэт и прозаик Герман Садулаев, финалист премии «Большая книга», прозаик Сергей Носов, поэт, литературный критик Кирилл Анкудинов. Председатель жюри — дважды лауреат «Большой книги» и многих других премий Леонид Юзефович. Членам жюри снова пришлось непросто — ну а когда выбор победителей в литературном состязании давался легко? В номинации «Поэзия» отмечены подборки Ивана Купреянова (1 место), который умеет видеть гармонию в окружающем хаосе: «Я жил под небесной дорогой, // я знаю, как выглядит рай»; студента Литинститута Михаила Бордуновского (2 место), искусствоведа Сорина Брута (3 место). В прозе лауреатами стали социолог из Питера Катя Кожевина с романом «Лучшие люди города» — о долгой командировке девушки из Москвы на Сахалин и том, какой разной может быть наша огромная страна; сценарист из Махачкалы Ислам Ханипаев с повестью о жизни второклашки «Типа я». Третье место разделили журналист Таша Соколова со сборником рассказов «Дневник волонтёрки» и лингвист Екатерина Макарова с повестью «Цветущий кориандр». Дипломами жюри премии отмечены тексты Ильи Лебедева и Сергея Кубрина. Впрочем, все авторы, попавшие в короткий список, очевидно, заслуживают читательского внимания.

…Новое поколение талантливых поэтов и писателей уверенно осваивает литературную Вселенную. А «Лицей», открывая новые галактики, зажигает новые имена, приобщает множество читателей к сонмам пока неизведанных, но манящих и многообещающих звёзд, может пока — ещё только «звёздочек».

Благодарю за поддержку премии южнокорейскую группу компаний «ЛОТТЕ» в России, Литературный институт им. А. М. Горького, Российский книжный союз, «Российскую газету», «Литературную газету», Ассоциацию литературно-художественных журналов и всех неравнодушных — литераторов, критиков, издателей, библиотекарей, — кому небезразлична судьба отечественной словесности.

Заместитель руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Владимир Григорьев

Попытка утешения

Средний возраст лауреатов премии Лицей-2021 — меньше тридцати, и их тексты могут, кажется, дать представление о том, какой будет новая русская литература третьего десятилетия XXI века. Если говорить о прозаиках, у них нет ни пышной барочной метафорики, которая ещё лет десять назад считалась неотъемлемым признаком высокой литературы, ни едва ли не обязательной для писателей 1990-х иронии, ни честной, но мрачноватой трезвости «новых реалистов», входивших в литературу в начале 2000-х. Даже в «Записках волонтёрки» Таши Соколовой, нон-фикшене о буднях ковидного отделения одной из московских больниц, упор делается не на пережитом ужасе, а на способности человека ему противостоять. Это спокойный, стоический взгляд на происходящее: «Вирус, увы, не экспертное жюри, он не решает, кто достойней, а кто нет. Умирают многодетные матери, умирают награждённые орденом мужества, умирают научные деятели и врачи, умирают совсем молодые и ничего не успевшие в жизни». Тем не менее вывод даёт надежду: «Пандемия научила меня бороться до конца. Я вижу ежедневную работу медиков: не действует одно лекарство? — меняем; умер один пациент — лечи другого; нет правильного времени, чтобы сдаться».

По большому счёту, все премированные прозаические тексты — литература милосердия и утешения. Это в полной мере применимо к разделившей третью премию с «Записками во лонтёрки» повести москвички Екатерины Макаровой «Цветущий кориандр». Её герой, уроженец сибирской деревни, становится авангардным композитором с европейской славой и всем своим музыкальным опусам даёт одно и то же название — «Цветущий кориандр» с добавлением порядкового номера. Поначалу это воспринимается как чудачество, комичная странность или даже рекламный трюк, но по мере погружения в прошлое героя оборачивается символом его творческого постоянства, верности избранному пути, неслиянности искусства и жизни. Кориандр цветёт всегда, а любовь приходит и уходит. В психологически тонкой и точной по фактуре повести Екатерины Макаровой поэзия соседствует с мягким юмором, логика уникальной человеческой судьбы сочетается со столь же причудливой композицией, а насыщенный бытовыми подробностями и в то же время музыкальный авторский язык даёт почувствовать главное: старость и смерть органично входят в состав жизни, если она прожита достойно, и не разрушают её красоту. Повесть печальна, но это умиротворяющая печаль осени, столь же необходимая в любом жизненном цикле, как радость весны.

Тоже смешная, грустная и, может быть, ещё более утешительная повесть «Типа я» серебряного призёра, режиссёра Ислама Ханипаева из Дагестана написана от лица восьмилетнего мальчика. В послесловии автор честно признаётся, что интонацию и сюжетную идею позаимствовал из популярного романа американца Джонатана Фоера «Жутко громко и запредельно близко», но читатель быстро об этом забывает: мир второклассника Артура из Махачкалы — совершенно оригинальный. Этот несчастный, трогательный и отважный мальчик, потерявший в автокатастрофе мать, не сразу осознаёт, как важна для него любовь усыновившей его женщины, и пытается найти забывшего о нём родного отца. «Мой герой, — пишет автор, — родился из стремления создать глубоко травмированного и совершенно уязвимого в современном Дагестане мальчика, который знает единственный способ защиты в агрессивной среде — выдумать свой мир, свои правила и закономерности и через них объяснить себе происходящее… Я хотел показать нормального доброго ребёнка, который, как множество сегодняшних детей, старается искусственно сделать себя крутым и плохим, чтобы стать популярным». Свою задачу Ислам Ханипаев выполнил: пронзительная история маленького Артура может быть интересна и подросткам, и взрослым, а это всегда было приметой настоящей литературы.

Получивший первую премию роман «Лучшие люди города» петербургского социолога Катерины Кожевиной — редкий в нашей словесности гибрид женской и производственной прозы, тем более удачный, что основан на личном опыте автора. Главная героиня, молодая сотрудница центрального офиса крупной газодобывающей компании совершает служебный промах и в наказание отправлена на Сахалин, в маленький город с вымышленным названием Крюков, в котором узнаётся реальный Холмск. Её дело — навербовать пятьсот рабочих для строящегося в городе завода сжиженного газа, и несколько прожитых здесь месяцев позволяют ей понять людей, обитающих в этом экзотическом медвежьем углу на окраине России. Эти люди — не фон душевных терзаний героини, а суть и смысл романа. Рыбаки и безработные, сельские жители и бизнесмены, районные чиновники и наркоманы, местные интеллигенты, заключённые, работники лагерной администрации, русские и корейцы, чьих предков когда-то завезли сюда японцы, мужчины и женщины, взрослые и дети — каждый из этих персонажей написан мастерски, с пониманием и любовью, которая в итоге берёт верх над недоверием, высокомерием, столичным снобизмом героини и свойственными нам всем штампами восприятия современной российской жизни.

Говоря о Катерине Кожевиной, можно вспомнить слова Н. С. Лескова о своём творческом методе: «Я сберегал хорошее в каждом лице и думаю, что в этом долг правдивого писателя. Отрицательные типы я писал хуже, чем положительные, потому что мне тяжело изображать такие характеры, не гармонизирующие с моим личным настроением, но всё же не мог я и рисовать без теней, по-китайски». Тени в романе есть, но света больше, и даже невесёлый конец, когда землетрясение разрушает надежды героев, не отменяет заложенного в нём утешительного потенциала.

Внимание к повседневности отличает и стихи Сорина Брута (третья премия в номинации «Поэзия»). Его цикл стихотворений «Бесконечный район» как будто проводит нас среди современных новостроек, заставляя рассматривать балконы, вглядываться в окна, вникать, кто выходит из подъезда, а кто возвращается домой, слушать «голоса — // алкашей и школьников, // фанатов и их подруг». Это верлибры, но лёгкие и прозрачные, как будто автор не ставит целью творческое преображение мира, а просто идёт куда глаза глядят и куда ведут слова.

Когда меняется песня в наушниках, на секунду проступают звуки квартиры. Чайник кипит на кухне. Гул стиральной машины и шорох клавиатуры спелись, сирены вой заносит из окон. Когда меняется песня — кто-то в мусоропровод бросил пакет в подъезде. И слышно — пакет летит вниз по трубе…

Мир Сорина Брута проницаем и узнаваем, и текст почти неотличим от того, что глаз видит вокруг каждый день. Почти: на это и надежда, в этот узкий зазор обычно и влетает поэзия.

Вторую премию получил студент Литинститута Михаил Бордуновский за сборник «В оптическом парке». Это тоже верлибры, но их не назовёшь непосредственными — автора увлекает величественная в своей хаотичности сложность мира, и он умеет найти в ней свой образный строй. Он пишет пастозными импрессионистическими мазками, то отступая перед натиском словесной материи, то делая шаг вперёд и выхватывая штрих, образ, цепочку образов:

Преображение птиц над пыльной провинциальной Аллеей Славы — и поливальные тракторы обезоружены, и дикие гроздья Су-24 над городом в штурмовом фехтовании застывают: республика светотени, любовь моя, брось камень в стекло проезжающего автомобиля, или он выйдет из рук твоих, говоря: «Поздно, раньше я камнем был, но ныне я самый камень камня и требую власти».

Михаил Бордуновский очень молод, в его стихах подкупает желание зачерпнуть строкой как можно больше подробностей видимого мира и выстроить их по-своему. Возможно, когда-нибудь из этого вырастет узнаваемый поэтический мир.

От первого же стихотворения подборки Ивана Купреянова, лауреата первой премии, веет свежестью, непринуждённостью речи и свободой в обращении с языком. Языковая свобода бывает разной: если её цель — «раскрутить» авторское эго за счёт демонстративного слома языковых конструкций, она обычно оборачивается развязностью и даже наглостью; но если она идёт от любви к языку, то может давать удивительные плоды. Как писала Елена Шварц, «Родной язык как старый верный пёс, — когда ты свой, то дёргай хоть за хвост». Именно так и происходит в самых удачных стихах Ивана Купреянова:

Не страшно, скорее — противно смотреть на пустеющий мир. Налей, Антонина Крапивна, в стаканчик, замытый до дыр. Мы виделись мельком и прежде — четыре ли раза ли, пять… Я вырос до той безнадежды, когда это можно считать.

Тут на восемь строк два неологизма, но они такие негромкие, домашние, что даже не хочется их так называть — будто человек действительно гладит родную речь по голове и чешет за ухом, нашёптывая что-то ласковое. Такие стихи бегут впереди читателя, натягивают поводок и весело оглядываются, как будто приглашая вместе порадоваться прелести мира. И правда, игра продолжается: «Як-40, як пёсик, задирист» — как не улыбнуться этому «як», вдруг выскочившему то ли из-за украинского, то ли из-за древнеславянского забора — и надо же, оказавшемуся кстати.

У Ивана Купреянова музыкальное ухо и цепкий глаз: «Голубь — жадная птица, отрывисто в нём // исчезает обрывок батона», — читаем в другом стихотворении. Это надо увидеть. Надо уметь обратиться к советской «двухкопейке» так, чтобы из крохотной монетки, рыбьей чешуйки выплыл целый мир: «Некто в шапочке вязаной смотрит с тебя на меня, // а не глобус в колосьях, которому больше не светит». Купреянов не боится писать регулярным стихом, не сливается с бесконечным морем верлибров, он любит предметный мир и умеет заразить своей радостью читателя.

На тарзанке тарзанке я качался качался, и скрипела скрипела надо мной высота…

Возможно, стихи Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского и Сорина Брута тоже будут набирать высоту — если они не изменят своей любви.