— Деточка, налей кипяточку. А чай у меня у самой есть.

За окном уже ничего не мелькало. Стояла тёмная пелена, и только звёзды знали, как черно и страшно в холодной степи, как трудно одинокому, хмельному, забредшему кривым путём к блистающим под луной рельсам, не положить на них свою шальную голову.

— Дай тебе бог здоровья, милая. А чая не нужно, у меня и у самой чай найдётся…

Старушка медленно уходила в душную утробу вагона и долго ещё что-то бормотала сама себе.

— Слушай, Кать. А те двое в тамбуре ещё стоят?

— Стоят. Точнее, сидят на корточках.

— Я пойду… выйду ненадолго.

— Зачем? Ты ведь слово обещал сказать…

— Я только воздухом подышу и вернусь. Душно тут.

И зачем нужно было говорить ей, что я актёр, когда я всего только простой как рубль консультант отдела бытовой техники в гипермаркете. Не понимаю…

Я зашёл в сортир, смыл с лица холодной ржавой водой стыд и жирный пот, назойливо выступавший в душном, натопленном вагоне. Ну да, понравиться ей… Я смотрю в мутное зеркало, зализывая назад мокрыми ладонями отросшие за полгода волосы. Надо бы подстричься. И этот эксперимент с крашеной прядью под седину — какая всё-таки глупость… Ну не рассказывать же ей о том, как изо дня в день я надеваю белую рубашку, дурацкий бейдж и с усталой полуулыбкой, при полном отсутствии жизни в глазах, объясняю похотливой домохозяйке, как пользоваться кофеваркой. Поэтому отныне я актёр… Маргинальное пространство несущегося во тьму поезда позволяет быть кем угодно, всё здесь подвешено в воздухе, оторвано от привычной жизни, и возможность повторной встречи с попутчиком ничтожно мала… Однако надо выбираться из сортира.

Так и есть. Они до сих пор в тамбуре. Сидят на корточках друг против друга в железном прямоугольнике с зарешёченными окнами, будто в карцере.

— О, снова ты! Погреться пришёл? — пошутил улыбчивый Димон. — Выпьешь?

— Выпью, — ответил я.

— Ну, садись, дружище. В ногах правды нет.

Я присел на корточки. Славик одобрительно осклабился и сделал глоток из горла́.

— Я — Дима, он — Слава. А тебя как звать?

— Иван.

— Дай ему, Слав, пускай погреется. Извиняй, мы без закуси.

— Да нормально всё, — я отпил из бутылки.