– Девушка, не кричите на меня. Вы получаете выговор и лишаетесь премии. Покиньте мой кабинет! – выкрикнул он, пропустив ее слова мимо ушей. Он не желал слушать ее, поскольку слышал только себя и свой непомерный аппетит в деньгах.

– Да пожалуйста! – хлопнув дверью, выбежала Алла вся в слезах.

«Вот так, паши на них, как лошадь, спины не разгибая. Отымеют за мизерную зарплату и слова доброго не скажут, еще и косяки свои повесят на тебя, – душила ее обида, – вот так работать на дядю. В будущем надо из шкуры вон вылезти, но свое дело открыть!»

Алла спустилась в отдел кадров, где написала заявление на трехдневный отпуск за свой счет. Ей нужно время, чтобы остыть и переждать, когда пройдет эта проклятая черная полоса, разобраться, наконец, с домашними проблемами. Вернуть отношения в прежнее русло ей было куда важнее, чем выслужиться перед черствым, самодовольным начальством, для которого люди – быдло, инструмент для личного обогащения.

Уже на улице она подумала о том, что неплохо встретить Павла ужином. Готовить нет желания, но сидеть до вечера без дела… Так сойдешь с ума. Купила в супермаркете продукты и принялась готовить курицу, крошить салат.

Время тянулось, и это действовало ей на нервы.

***

В полседьмого вечера щелкнул замок, и на пороге появился Пашка, желанный, долгожданный…

Алла засияла. Она не видела его четыре дня. На минуту ей показалось, что все неприятности на работе, то страшное сообщение ей просто приснились, но все кошмары улетучились с приближением утра. Любимый здесь!

Она выбежала и хотела его обнять, но он холодно отстранился. Не взглянув на девушку, прошел в комнату. Его вид – серое лицо, потухший взгляд и синие борозды под глазами – выдавал человека изможденного, сутки не спавшего, отравившего ночь муками, страданием.

– Павлик… Что происходит? – спросила Алла, растерянно последовав за ним.

Его взгляд блуждал по комнате и резко остановился на ней – взгляд, пропитанный болью и ненавистью. Очень страшно, когда так смотрит близкий человек. Этот взгляд обладал испепеляющей мощью и выжигал все без остатка, не оставляя место ничему, даже надежде.

– Не прикидывайся дурой. Ты слишком долго играла со мной. Но теперь я все узнал, – его голос напоминал скрежет металла. Резкий, ледяной, чужой…

Алла не узнавала прежнего Пашку: тело его, но наполнение, душонка обозленного на весь мир человека.

– Павлик, ты о чем? Я ничего не понимаю! Я никогда не играла с тобой, что все это значит?!

– Прикидываться дурой бесполезно.

– Тогда прошу, объясни, в чем моя вина? Что я сделала такого, что ты не отвечаешь на мои звонки и пишешь грубые смс? – взмолилась Алла. – Паша, это я тебя не узнаю! Что изменилось за эти выходные? Когда ты уезжал, все было хорошо, но сейчас передо мной не ты – передо мной другой. Тебя такого я не знаю! Откуда такая враждебность? И в чем моя вина? – в ее глазах стояли слезы.

Она бы предпочла услышать тысячу замечаний от Пантелеева и прочих, чем один укор от Пашки.

– Да потому что я любил тебя! А ты трахалась на стороне, сука! За деньги, сука! Зачем ты так? Паскуда, шлюха, тварь! – Пашка кричал так, что в ушах звенело. – Строила из себя любящую, приличную, думала за лошка меня держать! Но тебя сдали с потрохами и слили информацию в сеть. Мне раскрыли на тебя глаза друзья, я долго не мог поверить, все оправдывал тебя, какая ты у меня порядочная, честная, пока тебя не показали мне на «Курицах Владивостока». Ты прославилась, дорогая, теперь звезда! Человек, который слил тебя, указал точные даты, когда и где ты ему давала. Как раз в те дни, когда мы не виделись, или я уезжал, или ты моталась в свои «командировки» да с подружками по кабакам, теперь ясно, с какими «подружками» и по каким «кабакам»!

Алла не дослушала. Все поплыло перед глазами. В висках застучало, а грудь сдавила тупая боль, стало больно слушать, жить, дышать… Ее метущейся страдающей душе стало слишком тесно внутри, захотелось вырваться наружу и биться, биться…