— Как только она отойдет от анестезии. Через час-другой.

Я ничего не ответил. Он помолчал, потом спросил:

— Еще вопросы?

— Нет.

Доктор Голдберг поднялся, и я тоже.

— Она пройдет полное обследование, — сказал он. — А сейчас, я думаю, вы захотите побыть с ней.

— Да.

Мы пожали друг другу руки, и я сказал:

— Спасибо.

Он потрепал меня по плечу:

— Сделайте перерыв, сходите в кафетерий. Пройдет некоторое время, пока мы сможем сказать вам что-нибудь новое. Она в надежных руках.

Доктор Голдберг вышел из комнаты ожидания, и я тоже вышел в коридор и направился в послеоперационное отделение.

В ординаторской я представился как Джон Кори, муж Кейт Мэйфилд. И объяснил сотрудникам отделения, что не следует сообщать, где находится эта пациентка и каково ее состояние, никому, кроме медицинского персонала и служащих силовых структур. Старшая медсестра, назвавшаяся Бетти, сделала соответствующую отметку и провела меня в палату.

— Не пугайтесь ее вида, всех этих мониторов и капельниц. Доктор Голдберг — прекрасный хирург, — сказала она, пока мы шли.

Но никто, в том числе и доктор Голдберг, не знал, включится или не включится мозг Кейт. Мы пришли к постели Кейт, и я застыл, глядя на нее. Краски потихоньку возвращались на ее лицо, ее дыхание, осуществляемое с помощью компрессора, было ровным. Шея плотно забинтована, к рукам подведены трубки и провода, соединенные с тремя разными мониторами… Судя по тому, что происходило на экранах, все было нормально.

Я глубоко вздохнул и снова стал смотреть на Кейт. Губы опухли там, где Халил ударил ее. Ублюдок. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Привет, милая.

Нет ответа.

Бетти посоветовала сесть на стул у кровати, что я и сделал.

— Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку вызова, — сказала она и ушла.