Ничего. Он кончился, и все.

Гилбрин прошел мимо последней точки, снова нашел след и попробовал еще раз. След кончился там же. Он смог лишь почувствовать, что там она задержалась.

— О боги! Майя, — прошептал он, — только не ты!

Пробежав до конца моста, он остановился осмотреть местность. Никаких признаков. Обнаружить ее след Гилбрин не мог. Что-то такое было, какое-то ощущение пустоты, но такое мимолетное, что он счел его несущественным. Может, оно и не имеет к ней отношения.

«Ее забрал Рошаль! Она попала к Сыну Мрака!» Ярко одетая фигура задрожала. Сын Мрака получил Майю.

«Нет Я ведь не уверен». Паника ничего ему не даст. У Майи такой сильный дар, что она могла полностью скрыть свой след.

В конце концов, хоть это ей и неприятно, но она — дочь Августа де Фортунато. Конечно, для всех эмигрантов он — предатель, но нельзя отрицать его мастерства. Единственная причина, почему он жив, это то, что он мог так хорошо скрываться.

Может, ее захватил родитель? Еще одна успокаивающая мысль, но в нее Гилбрин верил еще меньше, хотя и не мог объяснить почему. Вероятно, потому что он полагал, Август пожелает схватить свою дочь более демонстративно. К тому же Гилбрин считал, что Август никогда не упустит случая поймать и его самого. Он так и не простил трюкача за то, что тот помог Майе сбежать еще в их собственном мире. Уже и тогда злодейская сущность этого человека была очевидна.

На самом деле первый прыжок спас жизнь старшего де Фортунато, потому что его деяния вынесли ему приговор в сердцах многих.

Однако размышления о прошлых преступлениях Августа де Фортунато не могли помочь Гилбрину найти Майю Бродяга тщательно обдумал положение и наконец посмотрел назад, на другую сторону моста Следов его спутницы там не было, но, может быть, есть надежда найти Таррику. Второй Странник пока не имел значения, если только найти негра окажется невозможно. Тогда и только тогда Гилбрин станет пытаться выследить второго.

Подгоняемый растущим беспокойством, Гил поспешил назад к ресторану. След Хаммана Таррики все еще ясно чувствовался, и уже через несколько секунд Гилбрин двинулся за негром. По его мнению, Таррика не потрудился поставить достаточную защиту, поступок, продиктованный, как полагал шутник, самоуверенностью. Таррика, конечно, обладает большим мастерством, но недооценивать Рошалей или их хозяина — очень глупо.

Одну задругой, Гилбрин пересекал улицы: Массала, Кларка… Мелькнула мысль: доведется ли еще раз посмотреть бейсбольный матч Кабсов?.. Дарторн…

«Такая длинная прямая линия, но если не нырять в озеро Мичиган, придется где-то свернуть, господин Таррика».

Уже стало совсем темно, но Гилбрин знал: у него нет выбора, надо идти. Он почти сочувствовал тому Рошалю, который захочет его схватить. Уж тут-то Бродяга ответит.

На авеню Мичиган след внезапно свернул к северу. Только остановившись здесь, он осознал, как далеко забрался. Гилбрин все еще был в южной части, но он рассчитал, что если продолжит двигаться на север, а потом на восток к Лейк-Шор-драйв, то окажется недалеко от дома Таррики.

Нет, это глупо, Хамман Таррика не проделал бы весь этот путь, чтобы потом просто вернуться дальней дорогой домой.

Произошло что-то другое.

Гилбрин как раз собирался свернуть, когда на него волной накатило головокружение. Почти тотчас он догадался, что это такое, и прислонился к стене здания.

Другая сцена наложилась на зрелище темных улиц. Он находился в помещении дома, которому не менее двухсот лет. В России, если Гилбрин не ошибается. На верхней полке буфета, украшенного ручной резьбой, выстроился ряд причудливо раскрашенных яиц. В его собственном столетии их стоимость позволила бы Гилбрину несколько лет существовать со всевозможной роскошью. Пол прикрывала волчья шкура. На стенах — чучела различных животных. Их головы как будто следят за зрителем. У камина — две собаки — длинные, поджарые борзые. И, контрастируя со всей обстановкой комнаты, висят картины и оружие, как будто говоря об иной культуре, чуждой каждому, кто называет себя русским.

Перед Гилбрином сидит крупный мужчина, одетый во что-то, выглядящее как отороченный мехом охотничий костюм. Из-под больших черных усов выглядывает насмешливая улыбка.