– Я думаю, можно вылечить вас, Елена (милая ты моя девочка). Ну, пожалуй, даже не вылечить, потому что больным человеком я вас не считаю (лгун). Я просто помогу вам найти себя, решить свои проблемы.

– Не замучила я вас своими рассуждениями? Вы же все-таки специалист, врач. А я все вам подсказываю, как можно меня вылечить. Лезу в ваш диагностический процесс, а сама в этом ничего не соображаю.

– Да нет, почему же? – Доктор вежливо улыбнулся. – В ваших рассуждениях есть немалый логический смысл. Все то ужасное, что вы перенесли, вы забыли. Мозг ваш заблокировал эту отвратительную для вас информацию – он бережет вас. Он не хочет, чтобы вы снова и снова ворошили ту грязь, в которую вам поневоле пришлось окунуться. Как только вы пытаетесь сунуться туда, вспомнить что-то из запрещенной вами же области, вы получаете наказание. Боль, страх, потеря сознания. Ничего особенного в этом нет. Такие случаи описаны медициной в великом множестве.

– Так, может быть, не стоит ворошить всю эту дрянь? – Лека растерянно теребила бумажки на столе, изрисованные треугольниками и квадратами, разноцветными бабочками и столбиками цифр – психологическими тестами. – Демид мне говорит: «Не вздумай вспомнить». Это плохо кончится для тебя!» Он же тоже забыл. Забыл все это. И вспоминать не хочет.

«Господи, как достал меня этот Демид! – подумал доктор и улыбнулся еще вежливее. – Мало того что Демид – сам псих законченный, да еще лезет куда не следует. Окончательно ведь загубит девчонку!»

Доктор Панкратов в обыденной жизни свято следовал принципам, которые исповедовал своим пациентам, а потому был человеком уравновешенным, рассудительным и даже не лишенным, как он считал, внутренней гармонии. Но при одной мысли о Демиде Коробове все внутри его заливала мутная, не поддающаяся контролю волна раздражения. Не терпел Юрий Васильевич, когда дилетанты-шизофреники лезли к нему со своими советами. И терпеть не собирался.

– Знаете, что я вам скажу, Лена? Память – хитрая штука. Страшные воспоминания можно загнать глубоко в подполье, но убить – нельзя. Они все равно оживут. Подавленные эмоции – как бомба замедленного действия. Враг скрытый всегда хуже врага явного. Он стучится – оттуда, из глубин сознания. Он рвется наружу. Это то самое, что Зигмунд Фрейд называл «ОНО». Оно пытается прорваться снизу в ваше «Я», оно истязает вас жуткими снами, оно заставляет вас впадать в депрессию и пугает каждым шорохом за стеной. Но поверьте мне – стоит извлечь это пресловутое «ОНО» на свет Божий, и оно окажется вовсе не таким уж страшным. Знаете, чего больше всего на свете хочет это «ОНО»? Оно жаждет удовольствий! Да, именно удовольствий. Оно очень веселое и разнузданное, это «ОНО»! Ему хочется первобытных, диких удовольствий, против которых протестует современная человеческая мораль. Ваше сознание поставило блок: «Да, со мной было такое. Но я – все же человек, человек двадцатого века. Меня с детства учили, что такого делать нельзя. И я не буду больше делать такого, я забуду о нем». Но «ОНО» помнит об этом, оно снова хочет получить то, чем владело когда-то. Оно бунтует. Что ждет вас, если мы разрешим «ЕМУ» вспомнить? Боль, страх, воспоминания об ужасах, которые вам пришлось пережить. Но все это уже позади, Лена. Сейчас ваша жизнь вполне благополучна. Так стоит ли отравлять ее прежними скрытыми страхами? Лучше добраться до них, препарировать, научиться бороться с ними и развеять по ветру.

Доктор довольно откинулся на спинку стула. Давно он не говорил так хорошо и убедительно. Сейчас он нравился самому себе. Но самое главное, ему нравилась эта девчонка. Очень нравилась. Это, конечно, мешало в работе. Он читал про западных горе-психотерапевтов, которые валили своих клиенток на стол и, убаюкивая слюнявыми сказками про подавленное либидо и очистительный вулкан спермы, лечили их дедовским способом «туда-сюда-обратно». Панкратов сам видел такого молодца, когда учился в Италии. Огромный и обаятельный доктор Д. Маленькие круглые очечки на мясистом носу. Расчетливая похоть в глазах. Безукоризненный пиджак от Армани, не сходящийся на животе. Вечные круги от пота под мышками. Неудовлетворенные бабенки, распрощавшиеся со своей третьей молодостью, валили к нему толпой. Он процветал не один год, раз пять оказывался под судом – и каждый раз счастливо выныривал, похудев от волнений килограммов на пять. Единственное, что могло испортить его карьеру, – это обвисший от чрезмерного производства член.

Бр-р-р. Панкратова аж передернуло. Никогда он не позволял себе хоть сколько-нибудь близких отношений с пациентками. И свадебный портрет его с женой стоял тут же, в кабинете. И доктор Панкратов улыбался с этого портрета, как бы уверяя: «Вы имеете дело с человеком кристальной честности и гарантированы от каких бы то ни было посягательств на свою честь. А потому не бойтесь выложить все самое сокровенное».

«А все же хотелось бы... Может быть, когда-нибудь потом. Когда она уже не будет моей пациенткой. И я пересилю свои комплексы, я прочитаю умную книгу, что надо делать в таких случаях. Я загипнотизирую самого себя – я внушу себе, что я действительно такой сильный, умный и сексуальный, каковым я, собственно, и выгляжу. Я позвоню ей и приглашу ее. Прямо в постель. Шикарную постель с изысканным вином и фруктами, омарами и музыкой Стравинского. Где-нибудь на Сейшелах. И мы будем разговаривать языком любви, а не этим замшелым языком книжных оплетков. Но это будет потом. А сейчас я должен вылечить ее. И не забивать себе голову ничем лишним».

– А вы справитесь с этим «ОНО»? – полюбопытствовала Лека тонким голосочком. – Если оно действительно такое сильное?

– МЫ справимся! – Внутренние страсти ни в малейшей степени не проявились на правильном лице доктора. – То, что предстоит НАМ, – это элементарная психотехника, терапевтические приемы, не мной придуманные. Приемы, отработанные десятками лет и миллионами людей, успешно научившихся справляться с самими собой. МЫ ВДВОЕМ с вами сделаем это.