Ленин считал, что эти события свидетельствовали «о начале войны». Так оно и оказалось.
До поры до времени эта война велась без особой огласки. Но в сентябре 1910 г. в журнале германской социал-демократии появилась статья Л. Мартова, в которой извращалось содержание внутрипартийной борьбы в период революции 1905―1907 гг. и допускалась клевета на большевиков. Ответом на это явилась статья В. И. Ленина «Исторический смысл внутрипартийной борьбы в России», в которой разоблачалась фальшь указанной статьи. (Ленин хотел опубликовать свою статью в газетах немецких социал-демократов, но его попытка закончилась неудачей, и статья появилась только весной 1911 г. в приложении к Центральному Органу РСДРП — «Дискуссионном листке» № 3.)
Конфликты в редакции «Социал-демократа» продолжались. В ноябре 1910 г. при обсуждении статьи Ленина «О демонстрации по поводу смерти Муромцева» и статьи Д. Благоева, направленной против Троцкого, дело дошло до того, что Ленин вынужден был уйти с заседания, объяснив свой поступок антипартийным и клеветническим поведением Мартова и Дана.[20]
Из данных Биохроники видно, что в ЦПА имеются неопубликованные документы о двух заседаниях редакции «Социал-демократа»: в декабре 1910 и в июне 1911 г. На первом из них Ленину поручалось написать ответ на статью Мартова «Куда пришли»; на втором — по поводу заявления Мартова и Дана об их уходе из редакции. Подробности этих заседаний неизвестны.[21] Можно лишь утверждать, что перед вторым заседанием разрыв с Мартовым был уже предопределен. Это видно из письма Ленина Горькому от 27 мая 1911 г.: «Объединение наше с меньшевиками вроде Мартова
В ходе все обострявшейся «войны» Мартов и Ленин в пылу спора допускали чрезмерные резкости и обвинения. Мартов, например, опускался до обвинения Ленина в обмане Интернационала и в других смертных грехах. Он издал брошюру «Спасатели или упразднители? (Кто и как разрушал РСДРП)», в которой обливал грязью Ленина и большевиков. Ленин резко осудил Мартова и его брошюру. Она была настолько возмутительна, что даже К. Каутский назвал ее «отвратительной».[23] К числу, однако, слишком уж резких обвинений Ленина против Мартова следует, как нам кажется, отнести такую филиппику из написанной Лениным в июне 1911 г. резолюции II Парижской группы РСДРП о положении дел в партии: «Что касается до таких приемов борьбы заграничных ликвидаторов против РСДРП, как политический шантаж и поставка информации в охранку, — чем занялся г-н Мартов при помощи редакции „Голоса“, — то собрание клеймит презрением подобные произведения, на которые достаточно указать, чтобы вызвать отвращение к ним у всех порядочных людей».[24] Обвинение Мартова в том, что он своими действиями «помогает охранке», Ленин повторил в статье «О новой фракции примиренцев или добродетельных», опубликованной в газете «Социал-демократ», № 24, от 18 (31) октября 1911 г.[25]
Бывали случаи, когда резкая критика Мартова и упреки в клевете и недобросовестности позднее не подтверждались. Показательна в этом плане история с провокатором Р. В. Малиновским. Еще в 1906 г. он примкнул к рабочему движению, а с 1907 г. добровольно давал сведения полиции. С 1910 г. Малиновский был зачислен секретным агентом царской охранки. Ничего этого не подозревая, большевики избрали его на Пражской конференции в состав ЦК. Он стал депутатом Государственной думы. Слухи о его провокаторской деятельности начали распространяться еще в 1911 г. В 1914 г. под угрозой разоблачения Малиновский сложил с себя депутатские полномочия и скрылся за границу. Большевики осудили этот его поступок. «Мы дезертира судили, беспощадно осуждаем и осудили его. И точка. Дело кончено»,[26] — писал Ленин в июне 1914 г. Тогда большевики еще не знали о предательстве Малиновского и восприняли намек ликвидаторов во главе с Мартовым на провокаторство Малиновского как стремление бросить тень на большевиков. В связи с этим Ленин писал: «Наш ЦК заявил, что он ручается за Малиновского, расследовал слухи и ручается за бесчестное клеветничество Дана и Мартова».[26]
В 1962 г. вышел 32-й том Полного собрания сочинений В. И. Ленина, где впервые опубликованы хранящиеся в ЦПА документы — показания Ленина в связи с деятельностью Чрезвычайной следственной комиссии для расследования преступлений царской власти. 26 мая 1917 г. Ленин, привлеченный в качестве свидетеля по делу Малиновского, писал: «Я слышал, что в Москве в эпоху приблизительно 1911 года возникали подозрения насчет политической честности Малиновского, а нам эти подозрения в особенно определенной форме были сообщены после его внезапного ухода из Государственной думы весной 1914 г. Что касается до московских слухов, они относились ко времени, когда „шпиономания“ доходила до кульминационного пункта, и ни одного факта, хоть сколько-нибудь допускавшего проверку, не сообщалось. После ухода Малиновского мы назначили комиссию для расследования подозрений (Зиновьев, Ганецкий и я). Мы допросили немало свидетелей, устроили очные ставки с Малиновским, исписали не одну сотню страниц протоколами этих показаний (к сожалению, из-за войны многое погибло или застряло в Кракове). Решительно никаких доказательств ни один член комиссии открыть не мог. Малиновский объяснил нам свой уход тем, что не мог дольше скрывать своей личной истории, заставившей его переменить имя, что история эта связана-де была с женской честью, что история имела место задолго до его женитьбы, он назвал нам ряд свидетелей, в Варшаве и в Казани, между прочим, одного, помнится, профессора Казанского университета. История казалась нам правдоподобной, бурный темперамент Малиновского придавал ей обличие вероятности, оглашать такого рода дела мы считали не нашим делом. Свидетелей мы постановили вызвать в Краков или послать к ним агентов комиссии в Россию. Война помешала этому. Но общее убеждение всех трех членов комиссии сводилось к тому, что Малиновский не провокатор, и мы заявили это в печати».{44} [27]
Таким образом, и Ленин и двое других членов комиссии ошиблись: провокаторство Малиновского уже в июне 1917 г. подтвердилось. Обвинение Мартова и др. в клевете оказалось несостоятельным.
Мы сообщаем эти факты, чтобы показать, что ничто человеческое не было чуждо Владимиру Ильичу, в том числе и ошибки. Важно, однако, то, что он имел мужество признавать их и не уклоняться от ответственности.
Мировая война еще больше обострила борьбу между большевиками и меньшевиками. Мартов, правда, не примкнул к социал-шовинистам, которые пошли на измену принципам интернационализма и оказались в лагере буржуазии. Он даже разоблачал царское правительство и российскую буржуазию, критиковал явных социал-шовинистов. Но он не был последователен в своих взглядах и действиях, и потому у В. И. Ленина были все основания писать 17 октября А. Г. Шляпникову: «Мартов всех приличнее в „Голосе“. Но устоит ли Мартов?
Но позиция Мартова в это время импонировала Ленину. Выступая 1 (14) октября 1914 г. в Лозанне, он говорил: «Чем чаще и сильнее я расходился с Мартовым, тем определеннее я должен сказать, что этот писатель делает теперь именно то, что должен делать социал-демократ. Он критикует свое правительство, он разоблачает свою буржуазию, он ругает своих министров».[29]
Отношение большевиков к Мартову и мартовцам в этот период Ленин так оценивает позднее в своей книге «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме», вышедшей в 1920 г.: «Во время войны мы заключили некоторый компромисс с „каутскианцами“, левыми меньшевиками (Мартов) и частью „социалистов-революционеров“ (Чернов, Натансон), заседая вместе с ними в Циммервальде и Кинтале и выпуская общие манифесты, но мы не прекращали и не ослабляли никогда идейно-политической борьбы с „каутскианцами“, Мартовым и Черновым…»[30]
3 (16) декабря 1914 г. Ленин присутствовал в Берне на обсуждении реферата Мартова «Война и кризис социализма». Выступая с критикой позиции Мартова, Владимир Ильич заметил, что докладчик повернул к социал-шовинизму. Об этом Ленин постоянно пишет с явным сожалением Г. Е. Зиновьеву, А. Г. Шляпникову, И. Ф. Арманд и другим товарищам в течение 1915―1916 гг. При всем том можно заметить, что в письмах, устных и печатных выступлениях Ленина, где он решительно критикует Мартова, нет той резкости, которая встречалась до этого. Н. К. Крупская писала: «В частных разговорах Ильич не раз говорил, как бы хорошо было, если бы Мартов совсем перешел к нам. Но Ильич плохо верил, что Мартов удержится на занятой им позиции. Он знал, как поддается Мартов чужим влияниям».[31]
Перед Февральской революцией Мартов заметно разошелся с большинством меньшевиков по вопросам об отношении к военно-промышленным комитетам, к лозунгу «защиты отечества» и др. Ленин, конечно, знал об этом, но считал, что Мартов не до конца порвал с оборонцами, и критиковал его за это. В то же время в статье «Поворот в мировой политике», опубликованной 31 января 1917 г., Ленин подчеркивал, что Мартов с презрением отворачивается теперь от таких правых деятелей меньшевистской партии, как Потресов, Маслов и др.[32]
2 (15) марта 1917 г. Ленин получил известие о победе революции в России и стал рваться на родину. Через несколько дней на частном совещании российских партийных центров в Берне Мартов выдвинул план переезда эмигрантов через Германию в обмен на интернированных в России немцев. В тот же день Ленин написал В. А. Карпинскому: «План Мартова хорош: за него
Уезжая в Россию, Ленин прекрасно понимал, что большевиков ждет на родине отчаянная борьба не только с Временным правительством, но и с многочисленными противниками из лагеря мелкобуржуазных партий — оборонцами. 12 апреля он писал Я. С. Ганецкому и К. Б. Радеку: «Буржуазия (+Плеханов) бешено травят нас за проезд через Германию. Пытаются натравить солдат. Пока не удается: есть сторонники и верные».[34] В числе тех, кто не участвовал в этой травле, Ленин называет «малую частичку друзей Мартова».
Заметное сближение Мартова и некоторых его сторонников с большевиками нашло отражение в работе VII (Апрельской) конференции РСДРП 24―29 апреля 1917 г., на которой была принята написанная Лениным резолюция «Об объединении интернационалистов против мелкобуржуазного оборонческого блока». Конференция постановила: «…признать сближение и объединение с группами и течениями, на деле стоящими на почве интернационализма, необходимым на основе разрыва с политикой мелкобуржуазной измены социализму».[35] Однако на полный разрыв со своими друзьями-оборонцами меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым не пошли, оставшись тем самым в рядах противников социалистической революции.
В июльские дни 1917 г., когда усилилась контрреволюционная травля Ленина и даже предпринимались попытки его физического уничтожения, Мартов оказался одним из его идейных противников, которые ни в коей мере не поддерживали этой травли.[36]
К сожалению, нам мало известно о деятельности Мартова в июльские дни. В статье В. И. Ленина «О конституционных иллюзиях», написанной 26 июля, есть упоминание о том, что Мартов повторял «мещанские хныканья по поводу 4-го июля».[37] Как бы раскрывая суть этого «хныканья», Ленин 19 августа 1917 г. публикует в «Пролетарии» статью «За деревьями не видят леса», где детально анализирует и критикует теоретические взгляды и практическую деятельность Мартова, которого называет одним «из наиболее „левых“, из наиболее революционных, из наиболее сознательных и искусных» публицистов мелкобуржуазной массы, считая, что «полезнее разобрать как раз его рассуждения, чем какого-нибудь кокетничающего пустым набором слов Чернова или тупицы Церетели».[38] Ленин показывает несостоятельность Мартова в оценке современного момента, в отношении к Временному правительству и лозунгу «Вся власть Советам», к отсрочке созыва Учредительного собрания и др. Разоблачая прокадетскую, контрреволюционную политику Временного правительства, Ленин пишет: «И Мартов не видит, где главный штаб буржуазной контрреволюции… Поистине — за деревьями не видят леса».[39]
Вместе с тем Ленин одобрительно отозвался о подготовленной Мартовым резолюции об отмене смертной казни на фронте, которая обсуждалась на пленарном заседании Петроградского Совета 18 августа 1917 г.[40]