– Стыд и срам тебе, Цильния! – сказал Эмилий Скавр. – Твои родители почтеннейшие люди, а ты связалась с первой шлюхой Рима! Если уж ты продаешь свою честь и красоту за деньги, то незачем это делать возле дверей сената. Незачем выставлять свое постыдное ремесло куртизанки на обозрение всем!
Рыжеволосая миловидная Цильния повернулась к Эмилию Скавру с равнодушной миной на лице.
– А, это ты, старичок! – лениво проговорила она, небрежно поведя обнаженными белыми плечами. – Умоляю, не утомляй меня своими нравоучениями! Я понимаю, что желчь изливается из тебя, так как в постели ты уже ни на что не годен.
– Ну что ты, милая, есть такие затейники среди стариков сенаторов, которые одним языком могут довести женщину до оргазма! – с усмешкой вставила подружка Цильнии.
Эта белокурая статная куртизанка имела божественную фигуру и неотразимые по красоте черты лица. Она улыбалась, переводя взгляд своих светло-синих лучистых глаз с Цильнии на Эмилия Скавра.
– Сколько я тебя знаю, уважаемый, ты постоянно ругаешь молодых женщин за их красоту и мужчин, падких на эту красоту, – промолвила белокурая красавица, сделав шаг к сенатору Скавру. – Тебе еще не надоело это? А может, тебя гложет досада, что ни твоя жена, ни твоя дочь не блещут красотой, а?
– С тобой, Клодия, мне и вовсе не хочется разговаривать! – огрызнулся на синеглазую римлянку Эмилий Скавр. – Своей порочностью ты затмила всех проституток Рима! Твое бесстыдство безмерно, ибо ты совокуплялась даже с родным братом! Все негодяи Рима побывали в твоей постели, все мерзавцы и развратники ходят за тобой толпой! Говорят, ты в пьяном виде позволяешь себе мочиться на них, а те и рады этому…
От группы знатных щеголей отделился плечистый красавец с вьющейся светлой шевелюрой, в белой тоге, с золотой цепью на мощной шее. В каждом его движении чувствовались уверенность и сила.
– Эмилий, старина, опять ты открыл свою гнусную пасть. Опять ты своей вонью испортил воздух на форуме! – сказал прекрасный римлянин, преградив путь Эмилию Скавру. – Если бы ты, старый осел, видел, из какого прекрасного места выдает теплую золотистую струю дивная Клодия, то ты сейчас придержал бы свой мерзкий язык. Да будет тебе известно, желчный старикан, что красота влагалища Клодии не уступает красоте ее лица! Об этом даже написал великий Катулл в своей поэме!..
– Не надо упоминать при мне о Катулле, Марк Антоний, – проворчал Эмилий Скавр. – Его пошлые стишки мне известны. Катулл восхвалял не доблесть римлян, не славу наших предков, а прелести развратной Клодии! Хвала богам, этот писака уже пребывает в царстве Аида.
– Пусть так, но стихи Катулла и его эпиграммы живы и поныне, – с вызовом в голосе произнес Марк Антоний. – Хочешь, я процитирую тебе одну из Катулловых эпиграмм, старина Эмилий?
Не дожидаясь ответа от Эмилия Скавра, Марк Антоний подбоченился и громко возгласил:
Нет, я решить никогда не смогу. Простите мне, боги!
Что воняет смрадней у Эмилия Скавра – рот или зад.
В жопе ли больше дерьма у него или все-таки в пасти?
Все же ставлю на рот. Зад поопрятней слегка.
Главное – зад без зубов. А рот – в огромных гнилушках.
Если зевает Эмилий, то вонь все кругом застилает.
А меж зубами – провал, словно дырка вспотевшей ослицы,
Что меж телегами мочится шумно в дорожную пыль…