— Ты стояла перед ней. В гроте.
— Грот? — снился ли ему харени?
— Да. И вокруг тебя была тонна клубящегося дыма. И ты была зла и напугана. Это было действительно странно, Кэт. Я имею в виду, я несколько раз видел, как ты злилась на свою маму, но я никогда не видел, чтобы ты её боялась. В моём сне ты окаменела.
— А где ты был во всём этом?
— Меня там не было. По крайней мере, я не видел себя там. Ты обычно видишь себя во сне? Или ты видишь своими глазами?
Его вопрос поставил меня в тупик.
— Я понятия не имею.
— Странно, да? — папа запустил руки в свои растрёпанные светлые волосы, затем взял один из тостов и прожевал его.
Я заметила мамин словарь снов на встроенной полке над изголовьем кровати, которую она называла своей книжной святыней. На этой полке стояли только её любимые книги. Потёртый корешок словаря был зажат между всеми любимыми экземплярами «Бессмертных» и «Большой маленькой лжи». Со стороны папы была пара триллеров Балдаччи и коллекция научно-популярных книг в твёрдом переплёте, которые я сомневалась, что он когда-либо читал, так как на суперобложках не было признаков износа.
Поверх них был прислонён один из семейных фотоальбомов.
— Это там ты нашёл свидетельство о рождении Чатвы? — я указала на него.
Папа обернулся, чуть не опрокинув кружку с горячей лимонной водой. Он выровнял её как раз вовремя.
— Да. Я собирался показать тебе кое-что, что нашёл внутри, — взволнованно сказал он. — Зацени это, — свободной рукой он схватил альбом и положил его на одеяло между нами. Он открыл его на последней странице, на сложенном листе пергамента. — Я думаю, что твоя мама засунула его туда недавно, потому что я не помню, чтобы когда-либо видел его. Может быть, Холли дала это ей?
Я взяла листок бумаги и прочитала его.