А до нападения германской армии на СССР оставался всего лишь один день!
«В актив абвера, — пишет П. А. Судоплатов, — надо записать вывод из строя 22 июня узлов связи Красной армии. Удары немецкой авиации по нашим аэродромам оказались четко спланированными. Наиболее жестоким бомбардировкам подверглись аэродромы Юго-Западного фронта. Особенно сильно пострадала авиация, находившаяся в Черновцах, Станиславе — Ивано-Франковске. Результаты налетов оказались ошеломительными и для Белорусского (Особого) военного округа. Практически полностью были уничтожены самолеты, запасы горючего. Наша авиация понесла невосполнимый урон. Это можно отнести к достижениям немецкой разведки. Она получала точные сведения от местных жителей, сотрудничавших с ОУН и прибалтийскими националистами».
«Внезапный переход в наступление <…> сразу всеми имеющимися и притом заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами <…> нами не был предусмотрен, — писал после окончания Второй мировой войны маршал Г. К. Жуков. — Ни нарком, ни я, ни мои предшественники — Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков, — ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов…»
Вернемся к тому дню, когда П. А. Судоплатов получил распоряжение Л. П. Берии об организации Особой группы (ОГ), чтобы понять, с какими трудностями ему пришлось столкнуться при выполнении этого распоряжения. Первая из них заключалась в том, что в феврале 1941 года, во время очередной реорганизации органов госбезопасности, особые отделы были переданы из НКВД в подчинение наркоматов обороны и ВМФ. Второй проблемой был вопрос координации деятельности различных советских спецслужб.
«Получив указания Берии <…> об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай начала войны, — рассказывает П. А. Судоплатов, — я столкнулся с исключительно сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в прифронтовой полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности. <…>
Разработкой этого задания мы занялись вместе с Эйтингоном и Мельниковым. Сразу же возник вопрос: как создаваемый аппарат должен взаимодействовать с остальными оперативными подразделениями? Ведь Берия, возглавляя НКВД, не являлся наркомом государственной безопасности, а указание о создании аппарата он давал как заместитель председателя Совета народных комиссаров, то есть заместитель руководителя правительства. Имелось в виду, что опираться этот специальный аппарат должен как на НКГБ, так и на НКВД, поскольку именно в его прямом подчинении находились пограничные и внутренние войска, то есть основные воинские части, которые предполагалось задействовать в диверсионных операциях».
На плечи Судоплатова и Эйтингона легли крайне нелегкие задачи, связанные с передачей в распоряжение Особой группы агентуры различных спецслужб НКВД, НКГБ и РККА. В этой работе им помогали Н. Д. Мельников, В. А. Дроздов, А. Ф. Камаева-Филоненко и А. Кочергина. Агентуру для дальнейшего использования против германских спецслужб надо было срочно изучить и проверить на предмет ее пригодности кдействиям в условиях военного времени. Необходимо было в крайне сжатые сроки свести воедино информацию из III (Особые отделы) Управления Наркомата обороны, II (Контрразведывательного) и III (Секретно-политического) управлений НКГБ, Главного управления погранвойск НКВД и т. п. Разведывательно-диверсионному аппарату ОГ следовало наладить прямую связь как с их центральными аппаратами, так и с их территориальными органами.
«Речь шла не только о предотвращении широкомасштабных провокаций на всей границе от Белоруссии до Черного моря, — пишет П. А. Судоплатов, — но и развертывании разведывательно-диверсионной работы в ближайших тылах немецких соединений, если они перейдут границу. Сразу же стало очевидным, что агентуры, которой мы располагали, было недостаточно.
Кроме того, специальных воинских подразделений, к которым можно было бы подключить агентурно-оперативные боевые группы для партизанской войны в тылу противника, не существовало. Правда, мы могли рассчитывать на особый резерв Коминтерна, имевший боевой опыт партизанской вой ны в Испании.
Эйтингон занялся координацией будущих действий с Генштабом и с командованием Красной армии в приграничных округах. Контакта с командующим войсками Западного Особого военного округа Д. Павловым у него не получилось. Но наладились хорошие рабочие отношения с организатором спецназа и партизанских отрядов в период финской войны полковником Разведупра Красной армии X. Мамсуровым.
Сразу же возник главный. имеющий политическое значение вопрос: кто будет отдавать приказ о конкретных, неотложных боевых действиях в тылу противника по линии НКВД в случае начала войны? Не менее важно было и то, кто должен давать санкцию на развертывание диверсионной работы в Польше, Германии и Скандинавии. К сожалению, из опыта испанской и финской войн выводов было сделано маловато. Успех диверсий в тылу противника во многом зависел от ограничения маневренных возможностей танковых группировок немцев путем уничтожения складов с горючим и срывом их снабжения. Это чисто теоретически прорабатывалось Мамсуровым и Эйтингоном на встрече с Голиковым в здании Разведупра на Гоголевском бульваре.
Утром в субботу, 21 июня, Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а четвертый оставить в резерве в Подмосковье. <…>
В первый же день войны в нашей работе стало чувствоваться большое напряжение. Нас особенно тревожило развитие событий на границе. Сведения поступали самые противоречивые. Днем 22 июня Берия вызвал меня, Масленникова, командующего пограничными войсками, и предложил, чтобы Эйтингон срочно вылетел в Минск. А потом, подумав, сказал, что, пожалуй. имеет смысл вылететь в Проскуров, где будут разворачиваться события на Юго-Западном направлении, и решить, что можно сделать по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной армии.
Однако Эйтингон никуда не уехал. Вызванный к Берии, он вместе со мной спорил, доказывая, что есть смысл выехать на место только для того, чтобы разобраться в обстановке. Потому что реально нами не были подготовлены ни силы, ни средства для развертывания диверсионных подразделений и партизанской войны. Надо было сначала получить информацию о том, что там происходит. Нехотя Берия согласился».
«В формировании войск и оперсостава этой группы, — вспоминает П. А. Судоплатов, — мы опирались на кадры внутренних войск и соответствующих оперативных подразделений НКВД. Первоначально наряду с Эйтингоном мне без официального приказа в качестве заместителя был придан Ш. Церетели, занимавшийся отбором добровольцев-спортсменов на стадионе “Динамо”. Он был организатором успешно закончившейся борьбы с бандитизмом на Кавказе в 20-е годы. <…>
При наборе людей мы пошли по пути, подсказанному опытом финской войны, — задействовали спортивнокомсомольский актив страны. ЦК ВЛКСМ принял постановление о мобилизации комсомольцев для службы в войсках Особой группы при НКВД. Мы мобилизовали выпуски Высшей школы НКВД и разведчиков Школы особого назначения, а также молодежь из органов милиции, пожарной охраны. <…> В наше распоряжение по решению ЦК ВКП(б) перешел весь резерв боеспособных политэмигрантов, находящихся на учете в Коминтерне».
Первым начальником войск Особой группы при наркоме НКВД стал комбриг П. М. Богданов, один из руководителей Управления пожарной охраны НКВД; военкомом — инженер (впоследствии офицер-чекист) А. А. Максимов; заместителем начальника — полковник М. Ф. Орлов; начальником штаба войск ОГ — подполковник В. В. Гриднев. Формирование войск ОГ велось в Москве на стадионе «Динамо».
Комплектование спецназа происходило из числа сотрудников наркоматов внутренних дел и государственной безопасности; из числа слушателей Высшей школы НКВД СССР и Курсов усовершенствования НКГБ СССР; из числа сотрудников НКВД — НКГБ республик и УНКВД — УНКГБ краев и областей; из представителей саперных подразделений дивизии особого назначения НКВД СССР им. Ф. Э. Дзержинского и 3-го полка МПВО НКВД СССР; из числа сотрудников органов милиции и пожарной охраны НКВД СССР; из спортсменов Центрального института физической культуры и добровольных спортивных обществ; из комсомольцев по разверстке ЦК ВЛКСМ; из спецконтингента Коминтерна.
Уже на четвертый день после гитлеровского нападения 140 слушателей основного отделения Высшей школы НКВД были откомандированы в специальный отряд при Особой группе НКВД, 27 июня 1941 года отряд пополнили 156 слушателей курсов усовершенствования руководящего состава школы, а 17 июля — 148 слушателей литовского, латвийского, польского, чехословацкого и румынского отделений курсов.
В самом начале в спецназ вошло пять отрядов по сто человек в каждом, а также саперно-подрывная рота численностью 90 человек, а уже через несколько дней войска Особой группы НКВД СССР были переформированы в две бригады: 1-ю (командир — полковник М. Ф. Орлов) и 2-ю (командир — подполковник Н. Е. Рохлин).