Мио Эоиалларао слегка поклонилась и улыбнулась Яну:

— Добрый вечер! Вы так юны! Ах, как я вам завидую!

Ян слегка опешил, и его смущенная улыбка стала еще шире. Эоилларао развел руками:

— Мио, моя дорогая! Ты, как обычно, говоришь все, что думаешь!

Женщина слегка шкодливо улыбнулась и развела руками. Ян поспешил вмешаться:

— Приятно познакомиться, мэм. Я думал, было, что здесь все такие…

Он насупил брови и закатил глаза. Мио захохотала:

— Очень похоже, право! У вас талант! Я, если честно, сама порой устаю от этих масок благочиния. Я называю наш округ «бриллиантовым курятником». Правда же, есть что-то такое?

Весело болтая, путники дошли до Гарнизона — прямоугольного четырехэтажного здания с колоннами. Возле огромного крыльца гарцевала на холеных скакунах группа молодых гвардейцев. Увидев Эоиалларао, всадники осадили лошадей и отдали честь. Еще спустя несколько минут прогулки с правой стороны проспекта Ян увидел высокую золотую ограду, а за ней — трехэтажный королевский дворец с огромными окнами. Напротив него, по левую сторону проспекта, раскинулся Королевский сад с хвойными, фруктовыми и стелящимися по земле деревьями, а также аллеями из аккуратно выстриженных кустов. По саду неспешно гуляли горожане под широкими зонтами с бахромой. Посреди сада находилось гигантское вырезанное на лежащих на земле белых плитах изображение — круг с множеством симметрично расположенных символов и надписей. В самой середине круга виднелся уже знакомый Яну образ пылающего солнца. Внутри солнца был вырезан простой символ, отдаленно похожий на курсив буквы «а». Прошагав еще минут пять по Садовому проспекту, компания остановилась перед величественным зданием Музыкального театра, огромный блестящий купол которого был виден еще от самой ограды округа. Выстроенное в виде лежащей горизонтально приплюснутой капли здание возвышалось над вековыми деревьями покрытыми барельефами стенами. По всему периметру стен были расположены карнизы с сотнями статуй, замерших в драматических сценах. Округлая крыша в середине плавно меняла форму и стремилась в небо широкой стелой. По аллеям вокруг здания гуляли ожидающие представления горожане — янванцы прибывали с каждой минутой, под пристальным взглядом постовых гвардейцев проходя сквозь еще одни ворота округа, расположенные за театром. Присев на скамейку на аллее, Ян улыбнулся — вывеска на торговой беседке с большой буквой «М» на перекрестке аллей гласила:

«Отличное рабу за один золотой!».

— В летний зной этот хитрец продает здесь рабу по два золотых за кружку! — высокий старик в светлой мантии с меховой оторочкой присел рядом с Яном.

— О-Лавадэр!

— Добрый вечер, Ян! Как дорога?

— Мы нашли Марука.

— Да, мне уже рассказали. Вы спасли его, это прекрасно. О, кажется трубят сбор — предлагаю пойти занять места.

Ян и Лавадэр вошли в массивные двери, обитые медными листами с вырезанными в них изображениями цветов. Надпись на арке дверей Ян перевел с отонского как: «Дом освобождения».

— Что это значит?

— Отонцы верят, что музыка звучит всегда, даже когда мы ее не слышим. Музыка — это часть Мироздания, как воздух, вода и солнечный свет. Она рождается и звучит в иных сферах Мира. Задача музыканта, используя свой дар и вдохновение, как бы «впустить» музыку в наш мир, «освободить» ее. У Мироздания много недоступных для глаз сфер, но не во все из них стоит проникать. Некоторые из них крайне опасны, а некоторые, наподобие музыки, несут радость и гармонию. На самом деле, величайшие композиторы всех времен считали, что совершенная музыка не нуждается в освобождении, она уже здесь, рядом с нами. Симфония звуков леса, песня горной реки — все это зачаровывало их, вдохновляя на написание великих произведений.

Широкие и прохладные мраморные коридоры Музыкального театра гудели как улей — толпа текла в главный зал, откуда уже слышались резкие трели распевающихся артистов. Войдя в зал, Ян ахнул и остановился, задрав голову. По истине гигантский амфитеатр на высоте около сотни метров венчал украшенный золотыми фресками ярко-голубой купол. Из центра купола на цепях и канатах свисала гроздь огромных металлических и стеклянных труб, на половину скрытых за стенами возвышающейся в середине зала конструкции наподобие башенки с круглой комнаткой наверху. У подножья башни шумел оркестр — струнные, духовые и ударные инструменты, всего несколько сотен музыкантов. Рядом с оркестром располагался хор — мужчины, женщины и дети в серебристых блестящих костюмах держали в руках бумажные кипы с нотами. Ян уселся в мягкое кресло с красной бархатной обивкой и окинул взглядом слушателей. Янванцы не торопясь бродили по широким проходам между рядами кресел, ища свои места. Кресла были расположены секторами — 10 рядов по 10 мест. Всего Ян насчитал около 30 таких секторов. Между секторами на ступенях амфитеатра стояли белые статуи и каменные чаши с дымящимися благовониями. Приглядевшись к табличке у ног ближайшей статуи, Ян понял, что все они были памятниками предыдущим дирижерам и выдающимся музыкантам театра. Верхняя часть купола блестела множеством зеркал — свет садящегося солнца отражался в них и освещал почти всю сцену. Наконец зазвучали первые аплодисменты — через сцену пробежал мужчина в коротких штанах и полурасстегнутой белой шелковой рубахе. В руках он нес короткие палки с мягкими набалдашниками. Взобравшись по лестнице внутри башенки, музыкант оказался внутри комнаты со свисающими сверху трубами.

Расположившийся на одном из балконов дирижер поднял руки и музыканты замерли в готовности. Мужчина под трубами размахнулся обеими руками и ударил палками по двум из множества разноцветных досок, распложенных по периметру комнаты наподобие огромных клавиш пианино. Две свисающие с потолка медные трубы отозвались мощным и чистым звоном. Струнные подкрались исподтишка, выпилив в воздухе мириады тревожных трелей. «Этот огромный инструмент называется кавоэра», — стараясь никому не мешать буркнул Яну на ухо Лавадэр и указал на свисающие трубы. Кавоэрист пробежал по периметру комнаты, на ходу толкая «клавиши». Величественный аккорд подхватил хор, а затем и весь оркестр грянул, развивая драматическую музыкальную тему. Ян по примеру Лавадэра отодвинул назад спинку кресла и устроился поудобней, прикрыв глаза. Мелодия кавоэры разливалась под гулкими сводами театра как могучая и спокойная река, то и дело обрушивающаяся водопадом и снова и снова впадающая в бушующее море сложнейших переплетений гармоний оркестра и хора.