А в 1932 году, в пору Великой депрессии, семья плотника Абрама, прожившая в США около двух десятилетий, отправилась на советском теплоходе с подходящим названием «Левитан» в новый поиск той самой лучшей жизни на Дальний Восток Страны Советов — прямиком в Биробиджан.
Уж чего-чего, а работы для плотников и других переселенцев из США здесь было хоть отбавляй. На хлеб с маслом трудолюбивым Ковалям хватало.
Но вот учиться Жорж Коваль хотел не в Биробиджане, а в столице СССР. Он начинал, как и отец, лесорубом-плотником, потом был электриком, слесарил. Однажды фото счастливой семьи еврейских переселенцев Ковалей, на котором Жорж получился просто отлично, появилось даже на страницах всесоюзного журнала.
Юный электрик мечтал стать химиком. Почему бы не сбыться мечте при светлом социализме? Сбылось в 1934-м в Москве, где он сразу поступил в знаменитую Менделеевку.
Учился настолько здорово, что был зачислен в аспирантуру химикотехнологического института и, что немыслимо для подавляющего большинства выпускников той поры, без экзаменов. Впереди маячила кандидатская диссертация, не вдаваясь в подробности, — по каким-то газам. Жорж умело ладил с профессорами и аспирантами МХТИ, занимался, в меру возможностей, без фанатизма, профсоюзной работой. Женился на девушке из хорошей, пусть и несколько буржуазной — в прошлом — семьи. Ее называют то Людмилой, то Татьяной, но не из-за конспирации. По прошествии долгих лет имя подзабыли. Души не чаял в родившейся дочери. Шел 1939 год.
И вся эта советская идиллия в момент разрушилась. Ну мог ли такой хороший положительный парень не заинтересовать разведку? Нет, не только отличной институтской характеристикой и своей преданностью идеям социализма, а и необычной биографией. Родился, вырос, учился в США. Знал чужие обычаи. Сам мог бы подучить энкавэдэшных преподавателей английскому. Еще раз вспоминаю любимого моего героя Вильяма Генриховича Абеля — Фишера, в молодости владевшего английским получше русского.
Только ехать нелегалом в Штаты Жоржу выпало раньше, чем Вилли. Военная разведка торопилась. Его вызвали и предложили. Согласие Жоржа Коваля получили быстро. Обучение разведывательным, чтобы не сказать шпионским премудростям шло в таком же резвом темпе.
Жоржу предстояло заменить впавшего в недоверие сотрудника Разведупра РККА, отозванного из-за океана. Но потом, и это настоящее чудо, нелегал сумел с помощью сослуживцев оправдаться, снять с себя вину и был снова откомандирован в Америку. А Ковалю поменяли легенду.
Вернее, легенд было две. По одной, он прибывал в США под другим именем и по сделанным в СССР документам. Надо было легализоваться, найти работу по хорошо знакомой химической тематике. Перед войной о возможности создания атомной бомбы в СССР задумывались лишь чудаки-одиночки. Помня о газах, которыми немцы травили французов в империалистическую, боялись применения химического оружия.
Вторая легенда была для Жоржа более подходящей. Он всплывает из небытия и возобновляет свою жизнь в Штатах по собственному паспорту и под настоящей фамилией. Уехал-то недавно — в 1932 году. И то ли что-то предвидел, то ли по счастливой случайности сохранил все выданные в Айове документы. Конечно, устроиться предстояло в каком-нибудь крупном городе с химическими предприятиями и обязательно подальше от Су-Сити, что в Айове.
Оставалось как-то «прикрыть» исчезновение аспиранта Менделеевки из СССР. Был да сплыл. Его хорошо знали в институте, помнили и в Биробиджане. Вдруг кого-то из переселившихся опять потянет в Америку. Ха, уж дома-то, где мы сами себе хозяева, это — проще простого. А святая обязанность каждого советского молодого мужчины послужить в армии? В нее Жоржа и призвали в 1939-м. Место службы? Неизвестно. Где надо. Он не проходил курсов, как все новобранцы, не приносил присяги. Правда, военное звание ему присвоили — солдат.
Жена — знала, куда отправлен муж, родителям — успокоительные письма непонятно откуда в ставший им родным Биробиджан. Вместо армейской службы в далеких якобы краях — шлифовка в Москве двух легенд, сборы, прощание. И прибытие «домой» в Штаты в октябре 1940-го.
Фарт, удача играют в разведке не решающую, однако важную роль. Сразу повезло и Ковалю, как часто случается с людьми не только предприимчивыми, но и рисковыми. Он имел основания не очень доверять своим документам на чужую фамилию. Вдруг не выдержат проверки уже на границе? Но получилось так, что на берег он сошел в компании капитана танкера, прибывшего в Сан-Франциско. Тот небрежно кивнул знакомым из иммиграционной службы: «Этот со мной». И его вообще не проверили. Из Сан-Франциско быстренько укатил в Нью-Йорк, где встретился с резидентом-нелегалом Разведупра.
Да, уже в 1940-м приступил к работе в США. Сначала пытался устроиться в той, в принципе знакомой ему американской жизни под вымышленным именем. И довольно быстро от разведчика-химика пошла информация о производстве токсинов.
Надо было внедряться на настоящее военное предприятие. В его открытом поведении и светлом взгляде было нечто притягивающее. Помогли знания, накопленные в Менделеевке. Видно, в Москве учили неплохо. И технически подготовленный, легко сходящийся с людьми, на лету все схватывающий парень оказался востребованным.
Однако получилось так, что подготовленные в Москве документы «не прошли». Он справедливо боялся проверки, которая могла бы стать первой и последней. И Коваль решил рискнуть, устроиться на завод, производящий и военную продукцию, под собственным именем. Это решение прекрасно себя оправдало. Прикрытие оказалось приличным. И, если опять проводить параллели с тем же Абелем, у того в редкие минуты раздражения вдруг прорывался некий акцент, то родным Ковалю был именно английский в американской версии. Вроде и бояться нечего. Вроде…
Он встречался с резидентом нелегальной разведки, в Москву потек ручеек материалов с военного химического предприятия. У Жоржа создавалось твердое впечатление, будто в США не считают немецкое химическое оружие главной угрозой в будущей войне. Предугадывать, анализировать собранный материал по химическим вооружениям не входило в задачу нелегала «Дельмара». Но своей регулярной, выверенной информацией он наводил московских начальников на мысли о том, что немцы, да и уж точно американцы, заняты разработкой оружия иного.
Но и на Жоржа случилась проруха. Когда уже во время войны служил в армии и жил в казарме в Нью-Йорке, любопытный сослуживец заинтересовался, почему Коваль говорит с таким акцентом, будто родился в Айове. Ведь сам несколько раз рассказывал ребятам, что вырос в еврейском приюте на окраине Нью-Йорка. Пришлось объяснять: у них в приюте воспитателями были уроженцы Айовы.
А еще вопрос. Почти ко всем солдатам иногда по праздникам приезжают родственники, а к Жоржу — ни разу? И здесь тоже спасла сказка о приюте: какие родственники у сироты-еврея?
Но это было уже в годы армейской службы. Ни руководители в Москве, ни он не знали, где придется тянуть солдатскую лямку, если призовут. Но какие там «если». В 1941-м он уже официально подлежал призыву. Резидент подсказал: постараться уклониться. Но если будут нажимать, идти в армию. А то возникнут подозрения, начнутся проверки. Химическое предприятие, на котором работал Жорж, выполняло военные заказы, и знающего техника под всякими предлогами спасали от призыва. Но в 1942-м развели руками: американская родина зовет. И ни разу он не дал никакого повода усомниться, что в армию призван настоящий патриотично настроенный американец.