ПРОЛОГ

В глубине Уссурийской тайги, в одном из самых глухих ее уголков, куда и человек испокон веков не заходил, и зверь не забредал, птица и та была редкой, рос одинокий кустик, даже не кустик, а так, травка — тонкий высокий стебель, обсаженный несколькими пятипалыми листьями и увенчанный изящной короной из красных ягод.

Из одной такой ягодки, занесенной бог весть откуда и когда, проклюнулся росточек. Рос он не спеша вверх и вниз, а на планете, его породившей, шли годы, десятилетия, века, шумели, проносились, сменяя одна другую, бури, войны, наступали затишья и вновь разражались катаклизмы. И только здесь, в сумрачной теплой сырости непроходимого леса, было тихо и спокойно.

И выросла травка, никем не потревоженная. Высоко над землей поднялся ее стройный стебель, глубоко в земле налился соками мощный корень. И когда наступила ее двухсотая, а может быть, трехсотая осень, затосковало растение, предчувствуя, что пропадает втуне, не передав никому взлелеянную им чудодейственную силу.

И пришел Человек. Злой ли рок его закинул, добрый леший ли завел — неизвестно. Осторожно ступая, внимательно осматриваясь, обшаривая травы палочкой, он медленно проходил мимо. Корейский кедр, маньчжурский орех, даурская береза, оплетенные лианами дикого винограда, старательно укрывали красавицу-травку, не желая расставаться с нею, ведь они выросли и состарились около нее. И только уже покидая это место, Человек краем глаза заметил в густой рясной зелени трав и листьев рубиновые шарики ягод.

Он круто повернулся, бросился к ним, раздвигая заросли руками, не чувствуя боли от впившихся в него колючек разъяренного чертова дерева. Перед гордым коронованным стеблем с растопыренными пятипалыми листьями Человек замер и с минуту стоял, очевидно, не веря своим глазам. Потом закричал радостно и страстно: