– Вот так. Молодец, – продолжал хвалить меня Питер, – А теперь почувствуй вот тут, – он аккуратно показал на место чуть ниже раны, – небольшое скопление жидкости. Выведи его. Хорошо. Теперь ставь последний осколок и сращивай кости.

Когда я закончила с раной на голове дочка уже спокойнее дышала, но хрипы были. Сердцебиение нормализовалось. Моя девочка будет жить! Какое это облегчение, не передать словами. Я даже улыбнулась и подняла глаза.

Руки сами собой забрали Ловену у Франчески. Она не возражала.

До этого я не замечала ничего из окружающего меня. Оказалось, что все это время (понятия не имею, сколько у меня заняло лечение) Габриэль избивал Эшли, и никто в это не вмешивался. У меня самой руки зачесались, но в руках у меня было стократ более ценное. Я только смотрела. Мне была безразлична судьба Эшли. И хотя я должна не просто злиться на нее, а пытаться убить за сделанное, во мне не было этого. Единственное, чего мне действительно хотелось – это унести дочку подальше отсюда, искупать, уложить спать и не покидать ее больше. «А что собственно мне мешает?» – спросила я себя и ответила же – «Ничего».

Я уносила дочку с этого жуткого места, оставляя за собой остальных. За мной последовали только Франческа с Джанет. Остальные, видимо, устроят судилище.

В нашей комнате я аккуратно положила ее на постель, принесла таз с водой. В ванной даже оказался термометр, которым я воспользовалась, чтобы развести теплую воду. Таз с мягким полотенцем оставила возле кровати и стала раздевать Ловену. Я не совсем представляла, как ее обмыть, но оставлять кровь и грязь на ней я не собиралась. Пусть она проснется и все произошедшее ей покажется страшным сном. Так она хотя бы не испугается.

Я обмывала дочку, а самой хотелось плакать. Вытерла все, что смогла, накрыла одеялом и легла рядом, чуть не обвившись вокруг нее. Такой меня и застал Габриэль.

– С тобой хотят поговорить Джанет с Франческой, – тихо проговорил он, гладя дочку по волосам, – я посижу с ней. Не беспокойся.

Я помотала головой. Мне не хотелось покидать дочку. Я теперь вообще не смогу ее кому-то оставить, наверное. Меня до сих пор внутри трясло.

Габриэль вздохнул и лег с другой стороны Ловены, почти в такую же позу, что и я. Так мы лежали долго. Это было наше общее тихое переживание. Нам обоим нужно было успокоиться.

– Больше такого не случиться, – начал разговор Габриэль, – Она больше никогда нам не помешает.

– Ты убил ее? – не могла не спросить я. и как-то грустно это прозвучало.

– Ты меня осуждаешь? – удивился он, не правильно меня поняв. А я смотрела в его глаза и не могла подобрать слов. Мне потребовалась целая минута, чтобы начать объяснять.

– Нет. Не осуждаю. Просто нелепо вышло. Я так и не поняла толком чем не угодила ей. Почему она мне завидовала? Для меня это загадка. Глупо как-то.

– А вот для нее все было обосновано. Только я тоже был не в курсе. Ты не слышала, что она там кричала?

– Нет, – мотала я головой, – меня тогда заботила только Ловена. Я не видела и не слышала никого. Только Питера. Благодаря нему наша дочка жива. Ты понимаешь?

Я вновь начала задыхаться от только взятых под контроль эмоций. Разговор не вышел.

Как только Ловена проснулась, я подхватила ее на руки и уговорила искупаться. Дочка была напугана сначала. Сказала, что видела плохой сон. Я, честно говоря, испытала облегчение от того, что не придется ей ничего объяснять. Просто сон и не нужны больше никакие пояснения. Мы почти час купались в ванной с густой пеной и игрушками. Все остальное мы задвинули на второй план. Но все хорошее имеет ужасное свойство быстро заканчиваться. Животик забурчал, и мы направились завтракать.

Как и ожидалось все были в сборе. Ко мне тут же кинулась Франческа.

– Вира, прости меня, – запричитала она, – Я не ожидала от нее подобного. Не ожидала похищения. Мы пытались ее остановить, но у нас не вышло. Прости нас.