— Так что надо поторапливаться. Лучше поскорее кончать с работой.

— Ее надо было кончить еще вчера.

Словно бы в подтверждение призыва поторопиться подул ветер с запада, такой колючий и лишенный всякого запаха, что таким, верно, может быть только воздушный поток, протащивший кубометры холодного воздуха над многими сотнями миль безжизненного льда. Снежные хлопья словно устыдились былой легкомысленности и стали падать по четким косым линиям под строго выдержанным углом, утратив прежнее сходство с пушинками, кружащимися по витиеватым спиралям внутри огромной нарядной хрустальной вазы.

Пит извлек из скважины бур и вынул из суппорта сверло. Оно легло на его ладонь, которую Пит держал на весу так непринужденно, что можно было подумать, что в этой железке не тридцать девять кило металла, а раз в десять меньше.

Десять лет тому назад Пит ходил в самых ярких звездах американского футбола, выступая за университет штата Пенсильвания. Его наперебой зазывали к себе ведущие команды Национальной футбольной лиги, но он отказывался от самых лестных приглашений. Ему не хотелось соглашаться на роль, навязываемую обществом: мол, располагая девяноста килограммами плоти, вытянутыми в высоту на метр девяносто четыре, да еще обтянутыми черной кожей, прямая дорога тебе в большой спорт, парень! Пит предпочел приналечь на учебу, чтобы защитить сначала диплом, а затем еще пару диссертаций и удостоиться двух ученых степеней, а там уже подвернулась хорошо оплачиваемая должность, связанная с вычислительной техникой, — где, как не в компьютерной индустрии ценятся мозги? Вот он и стал частью огромного интеллектуального резервуара этой отрасли.

Теперь он был жизненно необходим экспедиции Харри. Пит следил за исправностью электронного оборудования, собирающего научные данные для базовой станции Эджуэй, и к тому же не только знал толк во всяких тротилах-динамитах, но и сам изобретал их своими руками, делал взрывные устройства так, что если, не дай бог, стрясется что-то неладное, вполне полагаться можно было только на него. А громадная физическая сила Пита на не очень-то гостеприимной верхушке планеты служила немалым богатством.

Пока Пит вытаскивал бур из скважины, Харри с Клодом успели снять с санок, которые таскал за собой на буксире один из снегоходов, удлинительную насадку в девяносто один сантиметр. Потом они навинтили ее на шток бура, который оставался в скважине, и только участок с резьбой выдавался наружу.

Затем Клод опять запустил генератор.

Пит, навалившись на бур, вогнал его на место, потом, без зажимного ключа, крутанул рукой патрон, добиваясь того, чтобы цанги надежно обхватили шток, и очень быстро закончил бурение. Скважина глубиной более чем в двадцать шесть метров была готова. Оставалось только запихать в ее днище цилиндрический тубус со взрывчаткой.

Пока механизмы ревели и скрежетали, Харри глядел в небо. За какие-то считаные минуты погода настолько ухудшилась, что было о чем тревожиться. Все вокруг потемнело, но лучи блеклого света все же пробивались сквозь низкие тучи. А через секунду все изменилось, снега с неба нападало столько, что ничего похожего на облачный покров нельзя было увидеть из-за этого хрустального ливня. Сам снег, валящийся с небес, тоже успел перемениться: уже не было не только снежинок, но даже снежные хлопья как-то съежились, затвердели и походили теперь больше на мелкий град. Эти заостренные снежные градины больно царапали смазанное смягчающим кремом лицо Харри. Ветер усиливался, сейчас он дул, наверное, со скоростью миль двадцать в час[3], а выводимая воздушным потоком песнь все более походила на погребальную элегию. Во всяком случае, радости этот унылый вой не внушал.

Чувство близкой беды никак не проходило. В нем не было никакой определенности, оно, это предчувствие, как-то расплывалось и расползалось, но не исчезало совсем.

Когда он был мальчиком и жил на ферме, ему и в голову не приходило, что приключение — это тяжелая работа, подчас сопряженная с опасностями. Но что для ребенка опасность? Она превращает приключение во что-то еще более желанное и привлекательное. Но вот он вырос, повзрослел, успел похоронить и отца, и мать, которые очень тяжело болели перед смертью, да и еще кое-что узнал о неистовстве и тяге к насилию на этом свете, так что с романтическими представлениями, пытающимися окутать смерть человеческую каким-то возвышенным ореолом, он давно распрощался. И все равно, признавался себе Харри, иногда он с ностальгической тоской вспоминал — понимая, впрочем, что в тоске этой есть что-то нездоровое, если не извращенное — об утраченной невинности, позволявшей почувствовать приятную дрожь в смертельной опасности, ощутить даже упоение от сознания, что вот сейчас, сию минуту, тебя, быть может, подстерегает гибель.

Клод Жобер придвинулся к Харри и, склонясь к его уху, силился перекричать вой бури и рев бурильной установки:

— Ладно, Харри. Скоро будем на базе. А на станции Эджуэй и коньяку хватит, и в шахматишки сыграть можно, и Бенни Гудмена завести — есть у них такой компакт-диск. Уют, мир и покой.

Харри Карпентер кивнул. Но продолжал пытливо вглядываться в небо.