Шуму было… Только заступничество императора спасло молодую семью.

Со временем все, конечно, забылось, поросло травой, ушло в века. И уже не важны были причины герцога и отношения между ним и его супругой. Но внешность и характер дальней родственницы теперь пробудились в Вильгельмине.

— Вилли, как тебе такая расцветка? — внезапно ворвался в мои неспешные мысли излишне возбужденный голос Орнелии. — Правда, мне идет?

Я нехотя вынырнула из собственных мыслей и послушно взглянула на красавицу Орнелию, любовавшуюся собой у высокого напольного зеркала в позолоченной раме.

Сочный синий, плавно переходящий в лазоревый, цвет действительно очень ей шел, как и немудреный фасон платья — закрытые до запястий тонкие аристократичные руки, чуть оголенные молочные плечи, осиная талия, выгодно подчеркнутая мягким корсетом, небольшой V-образный вырез, так и призывавший заглянуть в декольте в поисках женских прелестей. Ну и конечно, пышная юбка, не дававшая мужскому воображению разгуляться.

— Правда, — улыбнулась я совершенно искренне, — тебе очень идет.

Орнелия счастливо рассмеялась.

Она любила себя, свою внешность, да и саму жизнь, не задумывалась ни о чем серьезном, и была довольна тем, что имела.

Сандра с матушкой тоже занимались примерками. Я скромно уселась на небольшой мягкий пуфик в дальнем углу комнаты и искренне надеялась, что обо мне успешно забудут, хотя бы в этот раз. В самом деле, не могу же я быть всегда и всем нужной. Пусть любуются своими нарядами. А я, так уж и быть, похожу в старых платьях. Мне не слож…

— Вильгельмина, детка, — услышала я голос матушки и с огорчением поняла, что мой хитрый план провалился, — а ты уже выбрала себе ткань по вкусу?

— Нет, матушка, — покорно откликнулась я.

Спорить было бесполезно. Меня, незамужнюю дочь, в мире махрового патриархата все равно заставят сделать так, как того пожелают родители, которые как обычно хотят мне только добра.

— Дина принесла новинки сезона, — с откровенным намеком произнесла матушка.

И я, подавив тяжелый вздох, встала с пуфика, подошла к Дине, портнихе, у которой обшивался весь высший свет, склонилась над ее пухлым альбомом с эскизами платьев и кусочками ткани.

Не то чтобы я не любила примерки и новые наряды. Скорее, была бы моя воля, оделась бы в нечто другое, более современное, то, что сейчас носили на Земле. Но это я… Дина, думаю, пришла бы в ужас от определенных, чересчур откровенных земных моделей. Здесь такое носить вряд ли в ближайшие десятилетия стали бы. Политический строй и общественное мнение не позволили бы.

Но выбора как обычно не оставалось. А потому пришлось нехотя обсуждать с Диной эскизы новых нарядов.

Минут через двадцать, когда обсуждение наконец-то закончилось (мерки со всех членов семьи были давно сняты), я все же смогла удалиться из комнаты.

Наступало время ужина, и я поднялась к себе. Сегодня точно не буду никуда выходить, поем в одиночестве. Сошлюсь на мифическую головную боль, чтобы оправдать свой приступ мизантропии.

Думать ни о чем не хотелось. Настроение, и до примерки не очень высокое, сейчас спустилось сразу на несколько пунктов. Последний серьезный разговор с родителями, состоявшийся трое суток назад, не радовал. На предстоящем балу мне обязательно нужно было выбрать себе жениха. Иначе отец грозился сослать меня в дальнее имение, Уотерхолл, «за постоянные споры и неповиновение родительской воле», как он выразился. Я тогда немного вспылила и предложила отправить меня в Уотерхолл уже сейчас, без лишних танцев на балу. Отец раздраженно передернул плечами, назвал меня глупой непокорной девчонкой и запретил выходить из дома без сопровождения.

Запрет меня не напугал. Было бы чего бояться. Я никуда и не стремилась. Столицу империи, носившую гордое название Партанарат, город великих императоров, я вообще не знала, да особо и изучать не стремилась, а потому и заблудиться не желала. Из-за этого все свое свободное время, которого у меня было довольно много, я проводила в четырех стенах, как и подобает послушной дочери. Ну, якобы послушной, да.