— Ну, в любом случае вы прощены, — сказал Лаки и искоса с юмором взглянул на Верзилу, который с раскрытым ртом слушал поток слов старика.

— Меня невозможно простить, — говорил старый астроном, — но мне приятно, что вы пытаетесь. Я приказал приготовить для вас помещение. — Он взял их за руки и повел по ярко освещенному коридору Купола. — У нас тесно, особенно после прибытия доктора Майндса с его инженерами и… и других. Но все же вам приятно иметь возможность отдохнуть и, может, поспать. Я уверен, вы также захотите поесть, и вам принесут пищу. Завтра у вас будет возможность познакомиться со всеми, а у нас — узнать причину вашего приезда сюда. Для меня вполне достаточно того, что за вас ручается Совет Науки. Мы устроим нечто вроде банкета в вашу честь.

Коридор постепенно вел вниз, они углублялись в жилые помещения Купола под поверхностью Меркурия.

Лаки сказал:

— Вы очень добры. Возможно, я смогу и осмотреть обсерваторию.

Певерейл, казалось, этому обрадовался.

— В этом я к вашим услугам, и я уверен, вы не пожалеете о затраченном времени. Наше основное оборудование смонтировано на передвижной платформе, которая перемещается вместе с движением терминатора. В этом случае часть диска Солнца всегда остается видимой, несмотря па движение Меркурия.

— Поразительно! Но теперь, доктор Певерейл, один вопрос, Каково ваше мнение о докторе Майндсе? Я оценил бы откровенный ответ, без всяких дипломатических соображений.

Певерейл нахмурился.

— Вы тоже специалист по субоптике?

— Не совсем, — ответил Лаки, — но я спрашиваю о докторе Майндсе.

— Совершенно верно. Ну… — астроном задумался, — он приятный молодой человек, весьма компетентный, я думаю, но нервный, очень нервный. Он обидчив, слишком обидчив. Чем больше проходит времени, чем хуже идут дела, тем сильнее это сказывается: с ним иногда бывает очень трудно. Жаль: я уже сказал, что в целом это приятный молодой человек. Я его начальник, конечно, пока он работает в Куполе, но я в его дела не вмешиваюсь. Его проект не связан с работой обсерватории.

— А каково ваше мнение о Джонатане Эртейле?

Старый астроном сразу остановился.

— А он при чем?

— Как он ладит со всеми здесь?

— Не хочу говорить об этом человеке, — сказал Певерейл.

Некоторое время они шли молча. У астронома было мрачное лицо.

Лаки сказал:

— Есть ли еще люди в обсерватории? Тут вы и ваши люди, Майндс и его люди и Эртейл. Кто еще?