Пять

– Он такой хорошенький, – снова говорю я, лежа на траве и глядя, как Хадсон бежит по зеленому полю. Идет захват флага во время цветовых войн, Джордж, Монтгомери и я взяты в плен, и мы можем сидеть в сторонке и наблюдать за игрой. На Монтгомери такие короткие обрезанные джинсы, что видна нижняя часть его задницы, и короткий топ. Мы с Джорджем не захотели одеться так же, как в первый день игры, и потому на нас розовый и пурпурный образы соответственно, но наши ногти покрыты зеленым лаком, и, что хорошо, шелковый веер, который я прихватил из дома, зелено-желтого цвета, и потому во время игры я держал его в заднем кармане, а теперь вот обмахиваюсь им. Хадсон снял рубашку, и его тело блестит от пота, когда он стремглав мчится по футбольному полю. Я пускаю слюни, но веер скрывает выражение моего лица.

– Дорогой, ты должен обуздать свои чувства или придумать, как привлечь его внимание, – рассуждает Джордж.

– Я работаю над этим, лапонька. И у меня есть кое-какие идеи. – Срываю маргаритку и засовываю ее за ухо.

– Неужели? – спрашивает Монтгомери. – Какие, например?

– Например, я должен сделать так, что ему захочется поговорить со мной. – Засовываю еще одну маргаритку за другое ухо. – Если ему станет хотя бы наполовину так же хорошо, как мне, от одного только разговора, то он не захочет расстаться со мной через две недели.

Неожиданно, словно услышав, что мы говорим о нем, Хадсон подбегает к нам. Мы с Джорджем обеспокоенно переглядываемся, но он просто хлопает каждого из нас по плечу, а затем бегом устремляется на другую половину поля. По ходу дела он оборачивается и улыбается несколько глуповатой широкой улыбкой.

– Вперед, чуваки! – кричит он. – Я вас освободил!

Мы трое пожимаем плечами, встаем и бежим к нему. Я заправляю волосы за уши и жду развития событий, стоя рядом с улыбающимся Хадсоном.

– И никакого тебе спасибо? – спрашивает он.

– Спасибо, – послушно благодарю его я.

– Дорогой, ты зря бегал за нами, – произносит Джордж. – В этой игре от нас нет никакого толку.

– Ничего подобного. – Хадсон смотрит прямо на меня. – Знаю, вы будете полезны. Надо только постараться. – Я улыбаюсь ему в ответ, и улыбка выходит у меня тоже немного дурацкой, потому что в моей груди разливается тепло, такое же, что я почувствовал, выпив как-то раз рюмку текилы, и я становлюсь более раскованным и сильным. Никто никогда не считал, что я могу быть хорош для чего-то спортивного. Ведь я театральный ребенок, неженка и едва способен бросить мяч. Даже мой папа сказал, что это не мое, когда мы стали перебрасываться мячом на заднем дворе, а соседи давились от смеха, глядя на нас. И Хадсон, разумеется, может видеть это. Может видеть мои накрашенные ногти и вялые кисти рук, но тем не менее он верит, что у меня все получится, если только я приложу хоть какие-то усилия.