Я не хотел раскрывать всех своих карт, но не мог удержаться от того, чтобы не похвастать осведомленностью.

— Арий на Земле.

Гость даже привстал.

— Откуда ты знаешь?

— Имел счастье совсем недавно беседовать с ним.

— И чем завершилась ваша беседа?

— Мне не хватило совсем немного, чтобы оторвать ему голову.

— Жаль. Был бы тебе очень обязан. Ну да ладно. Я найду его сам, как бы он ни прятался. И клянусь, его смерть будет медленной.

В этих словах прозвучала такая ненависть, что я невольно вздрогнул.

— Ты умеешь ненавидеть.

— Да, — согласился гость и как-то странно взглянул на меня. — И потому я советую тебе, никогда не становись на моем пути. Ты стал очень силен. Мало кто из подобных нам сможет померяться с тобой силой, но если ты надумаешь избрать врагом меня, я сверну тебе шею,

Я не испугался, я разозлился. Я не привык, чтобы мне угрожали. Я ответил волчьим оскалом зубов.

— Пока у меня нет причин враждовать с тобой, но если вдруг они появятся, никакие угрозы не испугают меня. Я дарю тебе Ария, но запрещаю трогать отца!

Гость медленным жестом вынул сигару изо рта. Мы разговаривали достаточно долго, но она продолжала жирно дымиться.

— Будем считать, я этого не слышал. — Он повернул голову в сторону, отводя взгляд, а потом с прячущейся за забралом шлема усмешкой посмотрел на меня. — А ты и впрямь здорово изменился. Ты стал жесток. Бойся этого чувства. Оно делает из зрентшианца человека. Если твоему врагу удастся вытянуть это чувство наружу, он раздавит тебя, каким бы сильным ты не был. Сила не в жестокости, она — в умении щадить, а точнее — быть равнодушным. Лишь сильный может позволить себе быть милосердным. Милосердие слабого — напускное. Внутренне он жесток. И если слабый не проявляет своей жестокости по отношению к прочим, это не означает, что он не обращает ее на самого себя. И все лишь потому, что слаб.

— Ты собираешься прочесть мне лекцию? — холодно осведомился я.

— Ты прав, это лишнее. — Гость бросил сигару и поднялся. — Я ухожу. И больше не приду. Ты стал негостеприимным и неблагодарным.

Я разозлился еще сильнее.

— По-твоему, я должен благодарить тебя всю оставшуюся жизнь?!

— Конечно, нет. Но беда еще и в том, что ты стал мне неинтересен. Прощай, Русий!