Мы с Лесли, потеряв, видимо, дар речи раз и навсегда, пялились на чудесно воскресшего полковника, превратившись от изумления в настоящие изваяния.

Конечно, невредимым его назвать было трудно: взрыв нанес маркизу достаточный урон… Часть шерсти на левом боку будто корова языком слизнула, глаза воспалены и лихорадочно блестят, уши и нос обожжены, хвост больше смахивает на крысиный, от роскошных усов и бровей, настоящего предмета полковничьей гордости, остались одни воспоминания… Но он был жив! Жив, черт возьми!..

– Вы в самом деле живы, ваша светлость? – с понятной робостью спросила я, сладко всхлипывая. – Или мне только кажется?..

– Можете пощупать, если вам не верится, – сварливо ответствовал кот, прерывая на мгновение поток упреков. – Только к боку не прикасайтесь: похоже я там что-то серьезно повредил… А вы куда тянете свои немытые лапы, Джонс? Кто вам давал право на подобную фамильярность? Позабыли о субординации?..

– Как же вам удалось остаться живым, шеф?..

Кот самодовольно приосанился и сообщил, пытаясь, впрочем безуспешно, пригладить уже практически не существующий ус:

– У нас пуссикэтцев, как и у всех кошек в Галактике, если вы не знаете случаем, по девять жизней…

Но тут же скривился и добавил самокритично:

– Только, похоже, этот взрыв обошелся мне сразу в две, если не в три… Вы не будете против, господа, если мы переберемся сейчас в более приятное место?..

– Да отвяжитесь вы от меня со своими нежностями!

Сильно пострадавший при покушении, но не растерявший природной живости и самообладания кот, то начинал расхаживать взад и вперед, подгоняя сам себя хлыстом почти безволосого хвоста, чудом сохранившего на кончике пучок изрядно обгоревшей шерсти, то принимался остервенело вылизывать беспокоящий его бок, то свирепо точил когти о синтетическую обшивку кресла. Сторонний наблюдатель, знавший его столько же, сколько и мы с Лесли, мог бы авторитетно утверждать, что маркиз мур Маав вне себя от ярости и, попадись ему на глаза причина, ей никак нельзя было бы позавидовать.

– Вы лучше скажите мне, почему этот проклятый ценакиреманский террорист везде и всюду идет на шаг впереди нас? Как, скажите на милость, он узнал, что мы охотимся за ним?

– Позвольте вставить слово! – отважилась я, наконец, прервать монолог разъяренного полковника и когда он милостиво кивнул обгорелой головой, продолжила:

– А разве не вы сами приказали заблокировать двери номеров, перепутав при этом номер уровня? Разве не лично вы санкционировали и возглавили столь шумное задержание, что переполошили весь жилой сектор? Разве не пришлось нам вызволять из колонны Зареганду-диу при помощи целой слесарной бригады? Разве не видела нас со спасенной половина станции? Разве…

При каждом моем слове Ррмиус все больше съеживался, уменьшался в размерах, сжимался, пока не достиг исчезающе малых величин, но уничтожать его совсем не входило в мои планы, поэтому я добавила, перечислив сполна все его промахи:

– Хотя, что говорить: виноваты мы все!

Странно, незаметно для себя, но я уже пересекла незримую грань и уже совершенно сознательно причисляла себя к этой странной команде…

– Поэтому, давайте думать, что делать дальше, а не заниматься самоистязанием и взаимными обвинениями… Прямо, как бабы какие-то!..

Лесли, пребывавший в какой-то прострации все это время, вдруг встрепенулся.

– Доза, дорогая, а что вы говорили мне сразу после того, как очнулись? Что-то такое о женщинах…