С Перегудовым все ясно. Этот собирался разыграть карту с попавшим в прошлое их современником. Благо коренные отличия в истории должны были начаться только к семнадцатому году. Ну и тема попаданцев периодически то и дело возникала в литературе и кинематографии.

Вот только в реалити-шоу использовать этот прием пока никто не догадался. Да и не получилось бы по большому счету. Разве только в мирах, где произошли глобальные катастрофы. Но ты еще найди добровольца, готового рисковать своей головой, которую там очень даже легко можно сложить. Главный-то герой, возможно, и будет играть, а вот остальные, если рассердятся, то совершенно реально. А это очень даже вероятно. В тех мирах народ резкий, озлобленный и пребывает практически в первобытном состоянии.

Впрочем, мало ли найдется людей с отмороженными мозгами. Отыскать тех, кто за неприлично крупное вознаграждение согласится поучаствовать в гонках на выживание, скорее всего не составит труда. Но пока ни о чем подобном никто не слышал. Очень может быть, что тут дело в том, что у съемочной группы мозги должны быть не менее отмороженными…

– Антон, ты это специально?

– Что такое, Сергей Федорович? – невинно захлопал ресницами продюсер, глядя на вошедшего в кабинет.

Высокий, довольно широкий в плечах, русоволосый, голубоглазый парень лет двадцати пяти. Черты лица правильные и даже аристократические. Впрочем, тут нет никакой ошибки, Шестаков Иван Викентьевич и впрямь выходец из дворянского рода, пусть и служилого.

В студенческие годы, как, впрочем, и большинство его сверстников, Шестаков увлекся революционными идеями и даже вступил в партию эсеров-максималистов. Был уличен в революционной деятельности и отчислен с юридического факультета Петербургского университета. В совершенстве владел английским, немецким и французским.

– Послушай, он же…

Шейранов не нашел слов, чтобы выразить свое отношение к Шестакову. Если в прошлый раз Сергей воспринял своего подопечного как близкого человека, то от нынешнего его откровенно тошнило. Сволочь. Нет, это мягко сказано. Гад, подобных которому он безжалостно уничтожал там, в своем слое. А кем еще может быть революционер-террорист, от чистых рук и светлых помыслов которого погибли десятки людей. А потом были еще многие, кто погибали уже от его низменных желаний.

В партию Шестаков пришел в тысяча девятьсот пятом, без раздумий измаравшись кровью невинных жертв во имя революции. Вот только к одиннадцатому году партия эсеров-максималистов фактически прекратила свое существование. Он, боевик этой самой партии, вкусивший вкус крови, остался не у дел. Образования нет, профессии нет, и желания овладевать оной – тоже, а главное – нет подпитки из партийной кассы.

Оказавшись выброшенным на обочину жизни, Шестаков вспомнил о том, как добывались деньги на партийные нужды. Далеко не всегда для этого осуществлялись нападения на почтовые, банковские или таможенные кареты, перевозившие крупные суммы под усиленной полицейской охраной. Нередко это были простые купцы и фабриканты, которым предлагалось выплатить откупные. Заплатил – и живи спокойно. Не хочешь? Тогда вознесешься от взрыва бомбы во имя революции и светлого будущего. Если повезет, только ты, а нет, так и со всем семейством. Зато другой проклятый эксплуататор окажется куда сговорчивее.

Конечно, таким образом по-настоящему больших средств не экспроприировать. Только на поддержание штанов, а революция – дело дорогое и затратное. Но ведь какие-то там пять-десять тысяч – это для партии мелочь. А если для троих смелых и не боящихся крови, так и нормально получается. Причем, это с одного купчишки. А если выбрать троих-четверых, то уже вполне солидно выходит. Опасно, конечно. Но это не беда. К опасности они уже привыкли.

– Я надеюсь, у тебя не появилось желания выстрелить ему в висок? Сергей, ты только пойми правильно, тебе вообще желательно избегать ранений в голову, не приведи Господь, повредишь имплантат, он, конечно, маленький, но пуля ведь дура. А тогда твой разум вместо твоего тела отправится в необъятный космос, – с показным сочувствием произнес Антон.

– Очень смешно! – фыркнул Шейранов.

– В том-то и дело, что это вовсе не шутка. Так что поаккуратнее там, – уже серьезно предостерег Перегудов.

– Я помню. Но зачем было подбирать такого маньяка? – все же не унимался Сергей.

– А затем, чтобы ты не проникся к нему симпатией. Гниль человек, и если доживет до гражданской войны, беды от него будет просто прорва.

– Остальные двое дублеров такие же?

– Его дружки. И кстати, оба в совершенстве владеют немецким. Ну, это так, на всякий случай, вдруг ты решишь податься на фронт, так что немецкий тебе совсем не помешает. Словом, этих, как твоего разлюбезного Темлякова, тебе жалеть не за что.

– Я тебя понял.