ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В сером свете раннего утра Эбби недовольно подумала, что, пожалуй, была слишком сдержанна. Прошлой ночью ей следовало визжать, кричать и требовать обыска в этом несчастном развалюхе-отеле, чтобы убедиться, что прячущийся мужчина с рыбьим лицом не был в комнате Лолы.

Но даже если бы его нашли, в чем она могла обвинить его? Он ни за что не признался бы, что был в той пустой комнате в Киигз-Кроссе или что угрожал ей. И вообще, мог отрицать, что видел ее раньше.

Не лучше ли молчать и делать вид, что не знаешь о его присутствии и интриге с Лолой? Кто предупрежден, тот вооружен.

Но все-таки в чем тут дело? Она слишком слушалась рассудка. Если бы она подняла шум, то могла бы хоть что-то выяснить.

Эбби растолкала Люка.

— М-м-м, — пробормотал он. — Что такое?

— Люк, что это за большая рыба, о которой ты говорил прошлой ночью?

— Большая рыба? Понятия не имею, — он снова заснул.

— Проснись, Люк! Я должна знать. Ты, наконец, должен хоть что-то рассказать мне. Если, конечно, ты мне не враг.

Она шептала настойчиво, не забывая о тонких стенах. Люк неохотно и в дурном настроении проснулся.

— О чем ты говоришь, черт возьми?

— Ты сказал, что не поймал большую рыбу прошлой ночью. Помнишь?

Его глаза, усталые и равнодушные, смотрели в потолок.

— Должно быть, я был пьян.

Забавно, подумала Эбби, они лежали в постели вместе, два счастливо женатых человека. Скоро белокурая горничная или женщина принесет им чай. Они встанут, умоются, оденутся и будут вести себя вежливо и цивилизованно. Но их мысли, настороженные и скрытные, будут в миллионе миль друг от друга.

Она была сегодня так же одинока, как посреди унылого пейзажа прошлым вечером.

Потом Люк совсем проснулся и понял, что был груб. Или неосторожен.

— Извини, милая. Что я сказал? Или что ты говорила? Боже, ну и дыра! Почему никто не несет чай?