— Я не знаю. Поброжу вокруг, — девочка казалась бесстрастной: ей было как будто все безразлично.

— Мэри сказала, что Милтон провел плохую ночь, так что мне лучше не попадаться ему па глаза. Бабушка, может, даст мне свои бусы поиграть. Только в прошлый раз я порвала одну нитку, и она была в ярости. Янтарные, знаете? Но мы нашли все бусины. Мэри говорит, что от меня всегда слишком много шума. Инстинктивно Дэйдр оглянулась через плечо на окно, у которого обычно сидел Милтон.

— Я буду рада, когда он вернется в госпиталь, — сказала она слегка поежившись.

— А это будет скоро?

— Я думаю. Уже почти пора. Он не был там с прошлых школьных каникул.

История увечья Милтона была покрыта мраком. Даже Люк не много знал об этом. Поврежденный в результате несчастного случая позвоночник требовал частого пребывания в больнице. Милтон был не из тех, кто обсуждает свою немощь с посторонними. У него было нервное, раздраженное, хотя и красивое лицо с густыми бровями и резкие, почти грубые манеры. Общаться с ним, наверное, все равно, что касаться оголенного электрического провода. Неудивительно, что Дэйдр старалась не попадаться ему на пути, а Мэри, его жена, была кроткой и покорной — полная противоположность Лолы.

— Тогда тебе лучше пойти к бабушке, детка, — сказала Эбби. — У меня еще много работы.

— Да, наверное, — девочка раздражающе зашаркала ногами. Затем вдруг ее лицо осветилось. Она протянула Эбби плотно завернутый предмет.

— Ой, чуть не забыла, Я принесла вам подарок.

— О, Дэйдр, тебе не следовало это делать.

— Возьмите, — сказала девочка нетерпеливо. — Это всего лишь губная помада.

Эбби развернула клочок бумаги, обнаружив тюбик губной помады в нарядном золотом футляре.

— Но она же новая, Дэйдр. Где ты ее взяла?

— У мамы таких дюжины.

— Дюжины? Не может быть.

— Да. Она их раздает. Она приносит их с работы.

— Но я не думаю…

— Вы не хотите взять мой подарок? — спросила Дэйдр, глубоко обиженная.

— Да нет же, это очень мило с твоей стороны. Только твоя мама…

Дэйдр всплеснула своими маленькими костлявыми ручками: