– Ты являлся их обладателем, поэтому они не действуют. Именно Лафонтен, совершая свои преступления, зарядил монеты разрушительной энергией. Это воплощение последнее, Кир. Другого шанса не будет. Никто не знает, пробовали ли мы что-то исправить, освободиться… И сейчас ты не должен пытаться обвинять Веронику, которая, как и все мы, стала жертвой грехов прошлого.

– А что я по-твоему должен сделать? Вернуть ей проклятое золото? А что потом?

– Может быть, сделать ее счастливой? – неожиданно выпалил Артём. Я поперхнулся воздухом и прочистил горло.

– Ты смеешься? – саркастично спросил я, ощущая, как предательский горький комок собирается в горле. Я бы хотел, черт побери. Я бы все для нее сделал, если бы был уверен, что не Вероника стоит за всем парадом безумия. – На костях своих друзей? Зная, что тебе угрожает опасность?

– Не друзей, а предателей, Кир, – отрезвляющим тоном напомнил Артем. И он чертовски прав. – А я еще жив и пока не собираюсь умирать, – он криво улыбнулся, и я вдруг отчетливо почувствовал его страх. И свой собственный.

У меня скрутило внутренности от мысли, что Артем действительно может оказаться следующей случайной жертвой. Я не допущу, найду способ защитить брата, чтобы ему ни угрожало. Не понимая и отрицая природу тех сил, с которыми мы имеем дело, я готов принять вызов и ответить на него. Мое преимущество во всей этой дикой истории – отсутствие боязни собственной смерти. Человек, умирающий каждую ночь самыми разными способами, перестает думать о своей неотвратимой кончине, как о чем-то ужасающем. Терять себя не страшно – гораздо страшнее терять тех, без кого твоя собственная жизнь не имеет никакого смысла.

– У меня есть один вариант, как мы можем выяснить, кто рассылал конверты с монетами, Тём, – внезапно меня осенила абсолютно очевидная мысль, которая почему-то до этого не приходила в голову. Видимо слишком много шокирующих событий разом, отправивших аналитический разум в уверенный нокаут. У меня даже сердце забилось быстрее, когда я понял, что мы фактически в шаге от разгадки. Уму непостижимо, что я не догадался раньше, словно пелена на глазах… А, может, и была она, пелена эта?

– В подъезде у Эллы Белевской и Маргариты Лихачевой установлены камеры видеонаблюдения. Я знаю, сам видел. Я попрошу своих ребят из «Фемиды» добыть мне все записи с субботы по четверг, именно с той локации, откуда видны почтовые ящики. Это займёт какое-то время. Но до обеда парни точно справятся. Мы посмотрим их вместе и выясним, кто из нас прав, а кто ошибается. Хорошо?

– Да, здравая мысль, – согласился Артем, как-то даже приободрившись и расправив плечи. Я выдохнул, почувствовав временное облегчение. Хоть какая-то зацепка, которая может нас привести к логической развязке всей этой мистической галиматьи.

– Все будет в порядке, Тём, – ободряюще пообещал я. – Поедешь со мной в офис. Нам лучше держаться вместе, пока во всем не разберемся. Я займусь делами, а ты записями, когда они появятся. Война войной, как говорится, а работу еще никто не отменял.

Утро выдалось напряженным. Со всех сторон на меня сыпались вопросы, требующие немедленного решения и ответов. Хаос, суета, испуганные, потрясённые лица сотрудников. И, как ни странно, в безумной круговерти обрушившихся на меня событий, я смог немного отвлечься, переключившись на режим автопилота.

Я разгребал накопившуюся текучку с небывалой энергией, погрузившись в планомерное и скрупулёзное решение рабочих моментов. Секретари едва поспевали летать из кабинета в кабинет, предоставляя мне отчет за отчетом, кофе лился рекой и поставлялся мне литрами, офисные телефоны трезвонили, ни на минуту не умолкая. Все клиенты разом вспомнили о невыполненных или просроченных заказах. Я обсуждал каждый случай в частном порядке.

Артем находился рядом. За столом, за которым раньше работал Стас. Записи видеокамер из подъездов Эллы и Марго доставили весьма оперативно. В десять утра Тёма уже приступил к просмотру. Я периодически отвлекался от трудовой рутины и бросал на брата внимательный вопросительный взгляд. Тёма, почувствовав, что я смотрю на него, поднимал голову из-за монитора.

– Пока ничего. – напряженно отзывался он, отчаянно пытаясь скрыть свою нервозность.

– Не спеши, Тём. Главное, не пропусти. Никуда он от нас не денется, – уверенно заверял я брата. – Или она, – добавлял про себя и снова с головой окунался в рабочий процесс.

Весь персонал трех компаний стоял на ушах из-за случившегося с Маргаритой Лихачевой. Разумеется, у правоохранительных органов тоже возник вполне объяснимый интерес к моей персоне. Я ожидал очередного вызова по повестке, но следователь заявился сам. Утешало то, что я успел найти документальные доказательства вынашиваемых планов Стаса и Эллы, липовые договора, доверенности, находящиеся в обработке платежки и … уничтожил всё до того, как следователь, Фёдоров Максим Иванович, попросил выделить ему кабинет, где учинил поголовный допрос сотрудников. Я догадывался, что публичность Маргариты Лихачевой привлечет куда больше внимания к ее делу, чем к предыдущим смертям. И если бы вскрылось, что против меня готовилась махинация, я бы мгновенно оказался в числе главных подозреваемых. Мотив у меня весьма веский. Разумеется, что никаких доказательств моей причастности следствие бы не нарыло, но потаскали и нервов бы потрепали немало.

Я не сомневался в том, что коллеги доложат Федорову, что вчера мы с Маргаритой разговаривали на повышенных тонах, но мне скрывать нечего и особого волнения его присутствие в стенах офиса не вызвало. Меня вызвали на допрос последним, и в целом Федоров вел себя достаточно сдержанно и тактично, задавая четкие конкретные вопросы. Он явно подготовился и избежать расспросов о череде предыдущих трагических происшествий не удалось. Я знал каждого из погибших, с двумя из трех женщин состоял в интимной связи, один из мужчин являлся моим давним другом. Мы все были, так или иначе, связаны. Они работали на меня, а, я как глава трех фирм, оставшихся без исполнительных директоров, не мог не вызывать подозрения со стороны следствия.

Как и предыдущие следователи, Федоров спрашивал не состоят ли сотрудники в какой-либо организации, связанной с религией или тренингами личностного роста. Секты самой разной направленности, прикрывающиеся порой высокими идеалами и жизнеутверждающими лозунгами, в наше время – распространенное явление. Но надо понимать, что взрослая сформировавшаяся личность – это не ищущий себя подросток, который легко попадает под влияние псевдодуховных учителей и наставников. Сложно представить и допустить то, что в сравнительно небольшом коллективе четверо взрослых человек попали под воздействие религиозных фанатиков. Гибель Ивана Юматова не является самоубийством и его нельзя причислить к остальным, хотя я бы поспорил. Как ни крути, но Юматов довел себя до инфаркта неправильным образом жизни и чрезмерным злоупотреблением алкоголя и жирной пищи.

Ответив на все вопросы Федорова, я проводил его до лифта и наконец вернулся в свой кабинет, надеясь, что Артему удалось вычислить нашего мистического «почтальона», но меня ждал неприятный сюрприз. Рабочий стол, за которым я оставил брата, пустовал. Нахмурившись, я выглянул в приемную, где разбирала ворох накопившихся бумаг новенькая секретарша, которую прислал утром отдел кадров. Её имя напрочь стерлось у меня из памяти.

– Артем Сергеевич давно вышел? – спросил я. Девушка подняла голову и растерянно взглянула на меня сквозь линзы очков. – Молодой человек, который работал в моем кабинете, – пояснил я.