Саша Дудин не только понятия не имел, что такое «привод», не только был вне этой справки, не только не хотел в нее попадать, но и обладал запасом прочности, достаточным для того, чтобы никогда не сворачивать со своей прямой дороги.
Впереди у него ясная и благородная цель, дающая нам новую «точку отсчета»: достигнув ее, Александр попадет в число молодых людей, чья судьба, чьи поступки, чей вклад в общее дело являются нашей гордостью.
Я ищу главное, что может объяснить происхождение Александра, начало начал, сердцевину «дудинской» методики воспитания, самый важный «секрет», — и вижу такой эпизод из далекого прошлого семьи. Александру три года, он сидит в санках, сделанных отцом, и батя пускает санки с горы, а внизу ловит мать. Вдруг неожиданно меняется направление, и Саша вместе с санками летит с обрыва в речку, не замерзающую даже зимой. Да и не речка это, а так, по имени Ржавка, — для сбросов, но санки тем не менее поплыли по ней, и ребенок заорал благим матом. Отец, в чем был, кинулся в воду, и через секунду мать взяла на руки сына.
Это самое первое воспоминание Александра о себе. И в этом самом первом воспоминании — кто рядом с ним? Мать и отец. Софья Александровна однажды сказала, что грудными ее сыновья никогда не плакали, как многие другие дети, и вели себя на редкость спокойно. «Знаете почему? А я сама спокойной была!»
Их жизнь сложилась.
Вот и «секрет», вот и все объяснение.
III
ДОЧКИ-МАТЕРИ
ЗНАКОМСТВО
Вместо пролога. Еще раз замечу, что любая семья, конечно, лучше других понимает, какой ей сор выносить из избы, а какой нет. Дело это тонкое, чужой человек в нем не разберется, будь он хоть семи пядей во лбу. Правда, иногда мы живем так, что соседи знают о нас больше, чем мы сами. Но одно дело — соседи, другое — читатель.
Вот и ломай голову: как писать о Поляновых?
Можно было бы назвать их истинную фамилию и не скрывать города, в котором они живут, тем более что Поляновы дали мне великодушное разрешение писать о них все. Но я видел: сам факт моего прихода в эту семью уже достаточно ее взбудоражил. Они жили нормальной человеческой жизнью, какой живем мы все, сохраняя непроявленность отношений. И вдруг обнаружилось: то, о чем в семье старались не думать, — подумалось, о чем молчали — произнеслось вслух, а в беседах со мной, посвященных сокровенному, они и сами нередко приходили к неожиданным открытиям.
И вот теперь я должен все это положить на бумагу? Отдать на всеобщий суд?
Нелегкая это задача, уважаемый читатель.
Поэтому я принимаю решение присвоить своим героям, как, впрочем, и всем другим этого же «семейного ряда», чужую для них фамилию, в данном случае — Поляновы.
Однако, прежде чем взять вас за руку и непрошеным гостем ввести в квартиру даже «Поляновых», я все же хочу попросить о сдержанности и понимании.
Дом. Поляновы живут в центре старинного русского города в трехэтажном каменном доме, которому шестьдесят лет от роду и который может простоять еще столько же — «не дай бог», — обязательно добавит любой его жилец. Когда-то дом был милицейским клубом, а после войны его заселили, наскоро соорудив перегородки: слышимость такая, что еще чуть-чуть — и уже видимость. В ту пору жить в таком доме считалось великим счастьем, была бы крыша над головой, ведь в городе уцелело всего пять процентов зданий. А сегодня Поляновы и их соседи ждут не дождутся, когда придет и их пора праздновать новоселье, как отпраздновали его жители ближних домов, вызвав естественную зависть, но и укрепив надежду.
По утрам дом оглашается громкими разговорами, детским криком, дверным стуком: часы пик. В шести кухнях — толчея, в туалет — очередь. К полудню вновь устанавливается покой, царство пенсионеров и кормящих матерей. Они высаживаются на двух скамейках перед подъездом, цепко осматривают входящих и исходящих и ведут о них неторопливые разговоры. На стук в одну дверь непременно открываются две соседние, и даже при самой тщательной конспирации дом все равно знает, кто приходил, к кому приходил и, конечно, зачем.
У Поляновых до недавнего времени была одна большая комната с одним окном. Вторую они получили, когда у старшего сына Славы родилась дочь. Теперь Славина комната в этом же доме, только на другом этаже. Прибежит с работы голодный, жена еще не вернулась, поест у матери. Мария Осиповна потому и называет сына ломтем, отрезанным наполовину.