Ингрид стояла и смотрела, как он возится с молнией. Как без сил повалился обратно на скомканные простыни. Заколыхался водяной матрас.
– Такси вызови, – буркнул он.
Роза
Тихий шорох по линолеуму. Стул лапок, коготков. Роза сохранила файл, прокралась на кухню. Названная ей Клюковкой темно-серая крыса обернулась и приняла защитную стойку: ушки прижаты, тельце напряжено. Из-под усов выпал ломтик сыра. Роза опустилась на корточки, сказала успокаивающе:
– Это же я.
Крыса села, ушки торчком. Хвост как пружина.
– Проголодалась? Ах ты, бедняжка… Ну, ешь, я себе еще сделаю.
Крыса будто поняла: отвернулась и деловито принялась есть, помогая себе лапками – умело и проворно, точно крошечный человечек. «Какие же все разные, – подумала Роза, – вот ведь даже крысы бывают аккуратистками. Другие на еду буквально бросаются, а Клюковка – нет». Она подошла к раковине, опустила тарелку в мойку. Повела в сторону зверька ломтиком сыра. Грызун неотрывно смотрел на женщину. Усики подрагивали.
– Да иди же, трусишка, возьми, – сказала Роза ласково. – Вкуснятина, настоящий «Эмменталь».
Крыса направилась было в ее сторону, но вдруг юркнула под диван. Туда, где крысиный лаз. Увидев крысу впервые, Роза испугалась. Встревожилась не на шутку. Крысы переносят заразу, таскают всякую дрянь. Она тогда поспешила в хозяйственный магазин за крысоловкой. С тех пор ловушка валяется в сарае, ни разу не использованная. Роза просто не смогла пустить ее в дело. А все из-за крысят. Гнездо под диваном она обнаружила в тот же день: старое одеяло, на котором отсыпался Акела, завалилось за спинку и лежало у самой стены. И вдруг – тонкий, почти неразличимый писк…
Пять розовых крысеняток. Новорожденные, день всего, не больше. Тесно жмутся в теплый живой комок из носиков и сердечек. Стоило отодвинуть диван, как крыса-мать исчезла. Скользнула в лаз, к досаде Розы. Старая крыса ее бесила. Она прозвала старуху Пойма: жирная, с огромным, вместительным брюхом, которое не опало, даже когда крысятами разродилась. Роза смотрела, как крыса ест: жадно, вгрызаясь в пищу, никого не подпуская, пока дочиста не подъест. Даже собственный выводок не жалела.
С тем пометом и появилась Клюковка, а еще народились Фига и Земляничка. Был и пятый крысеныш, да быстро издох, так что даже имя придумать не успела. Да и Ежевичка куда-то запропастилась – наверное, тоже погибла. У нее лапка была покалеченная. Запросто мамаша могла загрызть.
Хотя Пойме тоже конец пришел. Роза вздохнула облегченно, когда обнаружила у крыльца огромную дохлую крысу. Дело было в ноябре. Отпрыски к тому времени выросли, стали вполне самостоятельные.
Крыса лежала в снегу, морда в крови. Снег пропитался алым, животное лежало, будто на багровой подушке.
Отчего она сдохла? Отравилась? Роза не имела ни малейшего понятия. Может, от старости? Выглядит совсем дряхлой: мех повылез, проплешины. Да и приплод не такой уж обильный. В последний раз животное выжало из себя пятерых крысенышей.
Роза надела садовые перчатки и достала черный мешок, с которым подбирала какашки за Акелой. Подняв мертвого грызуна, подивилась тяжести. Пасть приоткрыта – будто в гримасе предсмертной брезгливости. Острые зубы, выпученные глаза чуть ли не вылезли из орбит. Ран не заметно, кровь, должно быть, из ушей вытекала.
Отправить Пойму в мусор представлялось вполне справедливым концом. В отношении Поймы любой поступок справедлив. Крыса бросалась на Розу, вечно норовила ухватить за пятки, когда хозяйка гуляла по дому босиком. А еще от нее несло тухлыми яйцами. Даже когда Пойма ушмыгивала обратно в логово, вонь долго стояла в комнате. Зато крысята ничем не пахли.
Вот одна из питомиц прошмыгнула под диван, только носик наружу торчит. Роза опустилась на колени, по-японски. Обвязала шнурком сырный кубик, положила на коврик. Клюковка подбиралась с осторожностью. В отличие от своих товарок, днем она бодрствовала.
– Давай же, дуреха, – уговаривала Роза, – ты ведь видишь, что это. Вылезай, попробуй.
Ушки у Клюковки розовые, а если взглянуть на просвет, когда за окном проплывает солнце, то сетка кровеносных сосудов придает им сходство с листиками растений. Крысе нравилось валяться на солнце – нежится, едва не мурлычет. Клюковка робкая. Зато Фига с Земляничкой боевитые. Земляничка даже время от времени давалась на руки. Роза гладила более бархатистый, чем у остальных крысят, мех, чесала за ушками. Однажды зверек залез Розе в рукав свитера. Было щекотно.