Сначала о том, как Дмитрий поседел: сидели под Евпаторией, в блиндаже, принимали сигналы от радиостанции в Кировском. Манштейн осматривает те дома, которые не минированы. В три заминированных дома с садиком не идёт. А там всё готово! Над позицией сильный воздушный бой. Немцы пытаются сорвать штурм Евпатории всеми доступными методами. Неожиданно раздаётся грохот, сквозь три наката пробивается 100-килограммовая бомба с замедлением, и втыкается в середину стола, стол в клочья, бомба в грунт, а старшина 1 статьи Мальцев от неожиданности кидает шерстяные перчатки, которые попадают в кольцо стабилизатора. Инерциальная вертушка, дающая замедление, зажовывает его перчатки и останавливается. Несколько секунд управление роты смотрит на бомбу, потом все вылетают наружу, валятся на землю и ждут взрыва. Тишина. Все начинают отползать от блиндажа. Проходит минуты три, и бомба взрывается. Никого не убило. Ржали все долго, а потом подарили Дмитрию клок его седых волос. Почти сразу после этого пришло сообщение, что подрыв осуществлён, затем, что радист и Анна приняли бой. Старинов запретил сопровождать группу, и был совсем рядом: на КП 177 полка. Радист работал минут семь, потом со связи ушёл. Было понятно, что это всё. Чуть позже Дмитрия вызвали в Симферополь, где на Советской площади в доме бывшей городской Управы, состоялся Военный Совет фронта. На нём объявили, что командующий фронтом генерал-лейтенант Дмитрий Тимофеевич Козлов разжалован и снят с командования фронтом, исполняющим обязанности назначен генерал-лейтенант Батов. Его заместителем и командующим 44-й армией назначен генерал Львов, совмещающий эти две должности. ЧВС остаётся Мехлис. Дмитрий впервые участвовал в совещаниях такого уровня. Он очень стеснялся своих нашивок, тем более что остальные участники были в званиях от полковника и выше. Но, его несколько раз хвалили на нем, и, в конце концов, заставили выступить на совещании. Правда, перед этим, в перерыве, на него насели несколько полковых и дивизионных комиссаров, и заставили его выучить текст выступления. Дмитрий демонстративно прочёл его по бумажке: от «А» до «Я»! Собственно, его держали на совещании, чтобы наградить в присутствии. Наградили. Похвалили. И выпроводили в буфет, обмывать ордена и медали, вместе с такими же окопниками, кто не решал судьбу фронта. В буфете последовал вопрос полкового комиссара Черняева, из 44-й армии:

— Я видел вашу роту на марше в Карасу-Базаре. У вас нештатное вооружение: пулемёты ДТ и МГ-34, снайперские винтовки трех модификаций и автоматы ППД, снятые с вооружения. Другого вооружения я у вас не видел. На каком основании вы используете такое вооружение?

— Товарищ генерал-майор, помимо того, что вы видели, в оружейке роты находится вооружение пулемётной, снайперской и штурмовой роты Вермахта, кроме того, роты фельджандармерии и СС. Но всё сразу не поднять. Вооружаемся в зависимости от задачи. И обмундировываемся, тоже. Рота выполняет специальные задачи. При подготовке к операции приходится учитывать, в том числе, и уставы противника. В какое время вы видели роту, и я смогу сказать, почему она была вооружена именно так.

— Да и так понятно! Нам ведь никто не даёт такой возможности! — ответил капитан Храпов, комроты из 177-го полка. — Нас заставляют сдавать трофейное оружие.

— Тимофей, приказ не даёт тебе возможности получать боеприпасы на трофеи со складов боепитания, и всё. На меня он тоже распространяется.

— Точно?

— Абсолютно, поэтому я использую только то, что захватил во время наступления, или притащил с выходов. Единственное исключение: если работаем с ГРУ ГШ. В этом случае, получаем в полном объёме. Так что: не надо ля-ля!

— Ну, хорошо, уговорил! Всё равно, тебя флот снабжает значительно лучше, чем нас.

— Хочешь посмеяться?

— Ну, давай!

— Форму на мне видишь?

— Вижу, хорошо одели.

— Моя собственная, приобрёл на складах 51-й армии, частью трофейная. Наш штаб и склады в Емрюке. Я там с 1-го декабря не был!

— Вот о чём я и говорю! Все на нас ездят! — сказал комроты разведки 236 дивизии.

На этом спор прервался, так как на сцену вышла Изабелла Юрьева, и зал разразился аплодисментами. Зазвучал «Синий платочек», потом «Сердце моё», затем «Я так любила Вас». Зал активно поддерживал певицу: мало того, что кроме пулемётных очередей, давно ничего не слышали, так и местные девицы ходят в зипунах и грязных кирзачах, а тут, что-то воздушное и небесное. Дослушать Дмитрию не дали: уволокли на совещание. Собственно, оно уже закончилось, в комнате на третьем этаже остались только посвящённые.

— Садись, слушай. Есть данные, что справа от нас сосредоточились 30 пехотных и шесть танковых дивизий. Задача: Баку. — сказал Батов.

— Товарищ генерал-лейтенант! Силы противника раза в три преувеличены. Там их даже поместить негде, плюс они бы нас уже атаковали. А так к нам ломится только одна 22 дивизия.

— Лейтенант! Сведения предоставлены нашей стратегической разведкой. Проверены и переданы нам из Москвы. — достаточно резко сказал Мехлис.

— Лев Захарович, — обратился к нему Павел Иванович, — у нас с товарищем Матвеевым такая форма совещания: вопросы и сомнения говорим сразу, но не всегда их сразу освещаем. Таким образом, мы очерчиваем круг задач и вопросов, на которые у меня нет ответов. Ну, а насчёт сведений разведки, они всегда нуждаются в перепроверке, в том числе, и те сведения, которые принесет Дмитрий.

— Хорошо-хорошо, не буду больше вмешиваться, Павел Иванович! — «Блин! Сама любезность! Точно что-то не так!» — подумал Дмитрий.