Вот что писал В.А. Соллогуб: «В ней соединялось два условия обворожительности: как полька по роду Браницких она всегда оставалась грациозною; как русская по роду Потемкиных, она всегда поражала сановитостью. Ее ум, ее тонкое образование, деятельность неутомимая и прелесть обхождения отсвечивались в ней врожденным чувством женской грации, не исчезнувшей даже в самых преклонных летах…» [33].
В Одессе Елизавета Воронцова появилась несколько позже Пушкина – 6 сентября 1823 года. В ближайшие же после этого дни состоялось их знакомство. Но не более. 23 октября она родила сына Семена будущего наследника всех имений и титулов Воронцовых. Но уже 12 декабря она возвращается к светской жизни и дает большой бал, 25 декабря обед для множества приглашенных, 31 декабря – маскарад, 12 февраля снова маскарад…
Как потом отметила Т.Г. Цявловская, на полях рукописи «Евгения Онегина» и других черновиков Пушкина один за другим появляются 32 профиля Елизаветы Ксаверьевны. Чувство Пушкина к Воронцовой, зародившееся зимой 1823–1824 гг., по мнению большинства исследователей и современников не осталось безответным. Правда, ситуацию осложнило появление соперника – Александра Раевского, что породило разговоры о создании замысловатого «даже не треугольника, а четырехугольника сложных отношений» [53].
В частной переписке друзья упоминали о своей возлюбленной закодированным именем – Татьяна. Затем оно всплывает в новом романе в стихах «Евгений Онегин», породив массу вопросов у читателей и исследователей творчества Пушкина столь необычным выбором имени своей героини.
В середине июня 1824 г. семейство Воронцова отправляется в Крым. Помимо чисто служебных обязанностей: Таврида входила в сферу деятельности графа и была едва ли не самым хлопотным приобретением России последних лет. Кроме того граф хотел лично присутствовать при закладке будущей жемчужины полуострова – Алупкинского дворца. Первоначально предполагалась, что Пушкин будет в числе гостей генерал-губернатора. Об этом Александр даже пишет князю Вяземскому и приглашает его встретиться в Крыму. Но в силу целого комплекса причин отношения Воронцова к ссыльному поэту стало меняться в худшую сторону, и столь желанного приглашения он не получил.
В Тавриде генерал-губернатору и его супруге представляют одного из самых богатых и уважаемых людей Крыма крупнейшего землевладельца, гахама караимской общины Симу Бобовича.
Никто из исследователей и современников не запечатлел момент подарка Симой Бобовичем супруге графа Елизавете Ксаверьевне двух перстней, которым и предстояло войти в историю нашего отечества. Уже в наши дни, работая в Крымском Государственном Архиве с документами караимского фонда, я обнаружил письмо на имя Государя Императора. В нем Сима Бобович сообщал о переданном им через племянника, украшенного золотой вышивкой и драгоценностями платья для Государыне Императрицы. В другом письме сообщалось об аналогичном платье для одной из дочерей императора. Обнаруженные письма навели меня на неожиданную мысль. Неужели Сима Бобович понял допущенную некогда оплошность, когда, желая сделать приятное генерал-губернатору, он подарил два перстня его супруге, но один из них так и не попал по назначению. Может быть, поэтому все последующие подарки женщинам, даже самым знатным, он уже решил делать не напрямую, а через их мужей.
Из Крыма Воронцовы вновь возвращаются в Одессу, и вот тут роман ссыльного поэта и светской львицы разгорается чрезвычайно бурно. Кульминацией было любовное свидание 28 мая в уединенном гроте близ дачи Рено. Пушкин ревностно хранил тайну своих отношений с Воронцовой, но это был секрет полишинеля. В 1824 году он писал:
В том же году:
В 1825 году:
Выгравированная на перстне древнееврейскими надпись льстила Пушкину и будоражила его воображение.
Два ювелирных предмета, первоначально точные копии друг друга, обретя своих владельцев, стали частью одного целого. Отличало их лишь то, что Пушкин выгравировал на перстне свои инициалы, а Воронцова свои, превратив их, в своего рода, печати, которыми они впредь скрепляли письма.
Необычный антураж подарка, необычные и таинственные обстоятельства его вручения создали в сознании поэта неизъяснимый ореол вокруг этого перстня. И надо быть Пушкиным, что бы увидеть в ювелирном украшении – Талисман!
Спустя два года он вновь возвращается к этой теме:
С перстнем-талисманом Пушкин не разлучался никогда. После кончины поэта перстень взял на память Жуковский и тоже никогда не разлучался с кольцом. Когда в 1838 году он был в Англии одновременно с Воронцовыми, Елизавета Ксаверьевна тотчас узнала свой подарок на руке Жуковского. В тайну отношений Пушкина и Воронцовой все же был посвящен достаточно узкий круг лиц. В своем дневнике Жуковский записал следующее: «Сегодня племянник Воронцовой Гербер Пемброк пел Талисман, вывезенный сюда и на английские буквы переложенный… Он не знал, что поет про волшебницу тетку» [33].
После смерти Жуковского талисман перешел к его сыну Павлу Васильевичу, который в 1875 году подарил его Ивану Сергеевичу Тургеневу. Сохранилась запись рассказа Тургенева о талисмане: «У меня тоже есть подлинная драгоценность – это перстень Пушкина, подаренный ему кн. Воронцовой и вызвавший с его стороны ответ в виде великолепных строф известного всем «Талисмана». Я очень горжусь обладанием пушкинским перстнем и придаю ему так же, как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому, как высшему представителю русской современной литературы, с тем, чтобы, когда настанет и его час, гр. Толстой передал бы мой перстень, по своему выбору, достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями» [54].
Увы! Наследница Тургенева Полина Виардо, опять, таки из лучших побуждений, но нарушила волю Тургенева, и передала перстень в дар Пушкинскому музею Александровского лицея. Дальнейшая его судьба не известна.
О первоначальном владельце перстня заговорили лишь после того, как была переведена древнееврейская надпись. Как и следовала ожидать, она была чрезвычайно прозаична: «Симха, сын честного господина Иосифа, старца, да будет благословенная его память». После этого в различных изданиях то намеком, то в открытую, стали писать о том, что подарок Воронцовой сделан Симой Бабовичем.