— Как ты себе это представляешь?

— Мы поедем к Таис. Вдова Высоковская таких мне историй про нее понарассказала. Вот ты и выяснишь: где правда, а где ложь.

— Почему я, а не ты? Это ж тебе вдова истории рассказывала.

Тут Гущин закрыл ноут и серьезно на меня посмотрел:

— Ты ревнуешь?

Нет, он не может быть серьезным!

— К кому?

Гущин встал и нажал на кнопку кофе-машины. Она загудела, и Сережа ответил:

— Ну, я же уехал провожать молодую, горячую, но безутешную вдовушку. Домой вернулся только утром… Ты всю ночь с ума сходила…

Я нервно засмеялась, и в этот момент чашка наполнилась ароматным кофе. Взгляд мой упал на одинокую турку, стоящую на плите. Высоковский всегда варит с утра мне кофе, а сегодня не сварил…

— Ты думаешь, нам, журналистам, легко информация достается? На что только не пойдешь. А эта Леночка… И как Михаил от нее раньше сбегал? Просто бестия!

— Что Леночка? — опомнилась я.

— Да ты меня не слушала! — Гущин поставил передо мной тарелку с кашей, в которой нежно таял свежий кусочек сливочного масла. — Знаешь, а я тебе больше ничего не скажу!

— Нет, что там Леночка? Почему сбегать от нее надо? — я косо посмотрела на кашу и, увидев перед собой готовый кофе, выбрала его. — Рассказывай!

— Догадайся сама с трех раз.

— Гущин, говори давай, не тяни резину! Мы договаривались ничего от друг друга не утаивать.

— Знаешь, любимая, я не виноват, что ты сейчас по жрачке хозяина скучаешь. Что, думаешь, я не вижу, как ты на плиту его вылупилась и слюни пускаешь?! Голова твоя только о желудке думает и слушать не хочет, о чем я тебе говорю.

Я покраснела и, подвинув к себе ненавистную кашу, буркнула:

— Ничего я на плиту не смотрела. Я задумалась! Что, я теперь и подумать не могу?

Ужасная каша! Даже не сладкая. Только пахнет вкусно.