– Время, – вздохнул Витя. – А знаешь, как стыдно, когда у тебя такой отец?
Инга даже глазами захлопала от удивления, а Витя продолжил:
– В школе раньше тыкали этим, а как перестройка началась, сразу на задних лапках затанцевали. Оценки завышали. Я пришёл к директору, говорю: прекратите, а то стекла все перебью. А она знаешь что?
– Что?
– Делай, что хочешь! Главное, чтобы папа в школу не приходил.
Инга не сдержалась – фыркнула. Тут же смутилась. Но Витя тоже улыбнулся.
– Я тогда учиться стал, чтобы оценки по правде хорошие были. С медалью закончил, – сказал он с гордостью. – Вот поступил. Тоже сам. Без папочки. Думаешь, я странный?
– Думаю, – согласилась Инга. – Сметана, говорят, весь Левый берег держит, денег, поди, у него немерено. А ты отказываешься.
– Думаешь, деньги – это свобода? – спросил Витя.
Инга кивнула: именно так она и думала.
– Нет, – возразил Витя. – Свобода – категория нравственная, а не материальная. Для несвободного человека любые деньги злом обернутся.
Эти слова поразили Ингу в самое сердце. Да и сам Витя.
Все из окружения девушки каждую копейку считали, злились на несправедливость судьбы, твердо веря, что настоящие деньги можно только украсть. Нет, никто не воровал, конечно, но плакались, что родители в своё время не научили. Варясь во всём этом, Инга кожей впитала, что деньги – это всё: богатство, почёт, слава. Свобода. Настоящая. А то, что в стихах Пушкина, – это фуфло, трёп богатенького дядьки.
А тут Витя – один! – противопоставил себя всем. Целому обществу. Не побоялся. При таком папаше у него было бы всё, о чем мечтать даже и неприлично. Своя квартира, машина, заграница. А ему стыдно, видите ли!
Сперва Инга так и подумала. В первые минуты. Но слова Вити про свободу из головы так и не вышли.
Всю ночь Инга промучилась. Под утро не выдержала, достала с полки томик Пушкина, серый от пыли, – со школы ведь не доставала. Книжка открылась на «Узнике». И, пока Инга читала, у неё возникло такое чувство, что она это стихотворение видит впервые в жизни.
Даже голова заболела.
Кто прав? Витя со своим упрямством – или те, другие, что Витю дураком считают?
Инга достала альбом, среди снимков нашла фотографию отца. По-новому вгляделась в его лицо. Отец специально для фотографии улыбался, поэтому у него и лицо такое получилось, как будто гороха объелся. В жизни он человек хмурый, озлобленный. А чего ему веселиться? Мать целыми днями пилит, что в доме ни копейки лишней. Сама бы подумала! Откуда лишняя копейка у врача?
«А если бы он был вором, – подумала Инга, – то какое было бы у него лицо? Улыбался бы он?» Хотя, если так подумать, улыбки отца она вообще не помнит. Он даже в хвалёное сытое совковое время был хмурым, вечно чем-то недовольным. «Нет, он бы не улыбался, – подумала Инга. – Свобода – категория нематериальная…»