— Раньше жил у меня. После того, что случилось.
— А что случилось?
Теперь Лиз выглядела бодрее. Она глубоко вздохнула.
— С чего бы начать? У этого бедняги была непростая жизнь.
Хизер и Найджел переглянулись.
— Продолжайте, — попросила Хизер.
— Отец растил его и брата один. Но однажды, когда он возвращался домой с работы, в его машину врезался пьяный водитель. Он умер. Карл очень тяжело пережил. Они с отцом были близки. И с братом. Он пришел жить ко мне, его брат поступил в университет. Они оба странные. У его брата, Дэвида, было много проблем. Он свел счеты с жизнью, когда учился в университете. Повесился.
Найджел становился свидетелем многих трагедий, пока восстанавливал родословные в Центре истории семьи. Но теперь, когда печальные слова исходили от пожилой женщины, он почувствовал, как это тяжело. Словно ему отравили кровь.
— Карл приехал сюда и выглядел совершенно убитым. Он просто сидел и смотрел в стену. Он ничего не хотел делать. Единственное, что его интересовало, — это история его семьи. Видите ли, у нас было довольно пестрое прошлое.
— Карл рассказывал вам о нем?
Лиз кивнула:
— Мы все знали.
— Карла это очень интересовало?
— Да. Он только этим и занимался. Посещал места убийств. Ходил туда и днем, и ночью. Это было в восьмидесятые, тогда там бурлила жизнь. Наконец он пришел в себя, начал писать об этом месте, его историю. Он был просто одержим своей работой. Но по крайней мере перестал читать и перечитывать письмо.
Лиз встала и, шаркая, приблизилась к бюро. Открыла его и чем-то зашелестела. Время, казалось, остановилось. «Скорее!» — думал Найджел, бросая беспокойные взгляды на деревянные часы на каминной полке. Наконец пожилая женщина вернулась, держа в руках аккуратно сложенный лист пожелтевшей бумаги.
— Я показывала ему письмо. — Она отдала бумагу Хизер. — Это предсмертная записка сына Сегара — Исава. Карл читал его почти каждую ночь.
Дженкинс осторожно развернула лист. Бумага хрупкая, на линии сгиба истерлась почти до дыр. Найджел наклонился к Хизер, чтобы тоже прочитать. Почерк небрежный, но разборчивый. Там не было ни вступления, ни подписи, но Найджелу показалось, что письмо подлинное.
Я знал, что он убивал. Я не понимал, что именно заставило меня сделать подобный вывод. Взгляд глаз, ночные отлучки или ужасное предчувствие беды. Когда полиция находила каждую жертву, я догадывался, что в этом виноват мой отец. Я не мог предоставить никаких подтверждений, кроме его ночных прогулок и холодного блеска глаз. Он давно уже перестал общаться со мной. Было очевидно, что я разочаровал его. И все, что я мог сделать, — это не стоять у него на пути.
Однажды ночью я услышал, как он уходит. Я вылез в окно на улицу. Был густой туман, он обволакивал город, заглушал звуки. Я прислушивался и шел на звук его тихих шагов. Я тенью следовал за ним, пока он не напал на какого-то несчастного, возвращавшегося домой после ночной попойки. Я слышал слабый крик и видел, как он упал. Мой отец обернулся, я пригнулся, и он пошел назад.
Я не успел вернуться раньше его. На следующее утро он спросил меня, где я был. Я придумал историю, будто встретил друга, хотя знал, что меня все равно выпорют. Он остановился только тогда, когда моя мать взмолилась. Я лежал на животе на кровати и всхлипывал, пока мать обрабатывала мои раны на спине от ремня. Я тогда молился всем богам, чтобы явилась полиция и забрала его. Но она так и не явилась.