Водитель, невысокий мужчина в форменной фуражке, с вожделением поглядывал на проходивших мимо женщин. Томас видел, как он постоянно крутит головой туда-сюда, рассматривая очередную красотку.

Томас просто глазам своим не верил. Они возвращаются с похорон его матери, а паршивец из похоронной конторы, чья голова должна быть занята скорбными мыслями, вместо этого идет на поводу у своего похотливого пениса.

Томас подался вперед и постучал по стеклянной перегородке:

– А ну немедленно прекратите!

Водитель, испуганный и смущенный, повернул голову:

– Сэр?

Но Томас уже откинулся на спинку сиденья. Он погрозил шоферу пальцем. Тот, испытывая еще большее недоумение, полностью сосредоточился на дороге.

Возле дома тоже никого не оказалось. Томас принялся выхаживать по палатке, где планировался поминальный обед; его начищенные черные туфли от «Лобб» утопали в ковровом покрытии, которым застелили лужайку. Томас облачился сегодня в черный костюм от «Хьюго Босса», этакий летний вариант: смесь мохера и шелка, ткань слегка блестит. Под пиджаком у него была белая рубашка из «Фаворбрук»: воротник-мандарин, на шее вместо пуговицы – одна-единственная черная запонка с бриллиантом.

Томас купил эту одежду специально для похорон. Ему необходимо было показать матери, что с ним все в порядке, жизнь продолжается. Сама она вряд ли выбрала бы для сына такой наряд, ее вкусы были несколько старомодными, но именно в таком виде он хотел предстать перед прессой: показать, что Глория Ламарк была женщиной современной во всех отношениях, что они оба шагали в ногу со временем – дети девяностых, люди третьего тысячелетия.

В палатке было душновато, но Томас не чувствовал никаких неудобств. Жара для него не проблема.

Он сильный.

Томас чувствовал, как сила разливается по его телу, по рукам и ногам. Он с важным видом расхаживал туда-сюда из одного конца палатки в другой.

За роскошной стойкой бара стояли навытяжку шестеро барменов. Пятнадцать официанток выстроились за столами, заставленными снедью. Омары. Креветки из Дублинского залива. Клешни каменных крабов. Самые лучшие устрицы. Блюда с зажаренными целиком бекасами. Кускус. Манго, гуава, маракуйя, личи. Любимая еда его матери. Сын не поскупился, приготовив угощение на три сотни человек. Тут же стояли мостки с микрофоном, откуда Томас собирался произнести речь, поблагодарить всех за то, что пришли.

Он даже пригласил церемониймейстера в ливрее, чтоб ему пусто было, уроду.

Потолок палатки был отделан рюшами, за это пришлось заплатить дополнительные деньги. Стены в зеленую полоску. Дождь молотил по крыше, выстукивая свой собственный ритм, а в дальнем углу вода просочилась в дырочку и капала внутрь.

«Проклятье! Хотя все равно никого нет, пусть себе течет».

Томас снова принялся ходить туда-сюда. Только он, шестеро барменов, пятнадцать официанток и церемониймейстер.

Репортер из местной газетенки, который присутствовал на похоронах, просто бесил Томаса. Тупая скотина в белых носках и дешевом костюме; волосы как ершик для унитаза. Да еще вдобавок напялил галстук в розово-желто-белую полоску с оранжевыми крапинками и в таком виде приперся на похороны его матери!

«Извините, меня прислал наш редактор. К сожалению, до сегодняшнего дня я не слышал о Глории Ламарк».

Это каким же идиотом нужно быть, чтобы явиться на похороны человека, о котором ты даже не слышал? Зачем? Чтобы просто стоять и ухмыляться, потому что никто больше не дал себе труда прийти? А ему самому даже не хватило такта надеть черный галстук.