— Но бойся навлечь на себя его гнев, путник, — неожиданно низким голосом предупредил волхв. — Боги не любят лжи и предательства.
Воин Святовита ушел в дом, а Олег, допив квас и оставив крынку на ступеньках, поднялся, оправил рубаху и двинулся к воротам. Солнце уже разогнало утреннюю дымку, и стало ясно, что день будет жарким, так что налатник или косуху можно не надевать. А что серебро в светелке осталось — так он ведь не за покупками идет, а своим товаром торговать.
— Однако что-то интересное творится в стольном городе Рязани, — пробормотал он себе под нос. — Храмовые воины, много сотен лишних приезжих. Верея вот еще с каким-то князем… Боярин Чеслав про сокровища некие ляпнул.
Можно было предположить, что трое воинов приехали из далеких северных земель, чтобы получить подношения Святовиту от Рязанского князя, но… Но подарки в святилища обычно посылают сами князья, их не выпрашивают, за ними не направляют сборщиков. И к тому же обычную церковную десятину вряд ли кто назовет «сокровищем».
Опять же — Верея. Она, конечно, самая прекрасная в подлунном мире. Однако на первом месте она всегда держала власть. Власть и богатство. Почему два голубка, нашедших друг друга, воркуют не в своих усадьбах, а в чужом городе, сняв целый постоялый двор и готовясь к какому-то походу? Разве только милая девушка тоже прослышала что-то про некие богатства и не могла не попытаться наложить на них ручку…
— Однако у ребят полно конкурентов, — хмыкнул Середин, вспомнив подсчеты, которые они делали на дворе у Клыкастого. — Тысячи две, небось, наберется. Интересно, что это за сокровище, про которое так много народа слышало, а никто до сих пор не отыскал? И ради которого не жалко пол-Руси пройти и еще не один день на постоялом дворе сидеть?
В этот миг в его памяти что-то промелькнуло, крохотная мыслишка чиркнула по сознанию — и тут же исчезла, потерялась среди множества других.
В этот раз Середин не просто прикидывал, кому из купцов может быть интересна половецкая юрта, а спрашивал всех подряд, обещая скидки и расхваливая размеры походного степного дома. Когда не нашел покупателей на главном торгу, побродил по ближним улицам, высматривая лотки и лавки поменьше размером. Так почти весь день он и прослонялся без толку.
К сумеркам у Олега подвело живот от голода с такой силой, что в сторону постоялого двора он не пошел, а потрусил, торопясь хлебнуть ароматного раскаленного сбитеня, а потом расчехлить свою ложку и с достоинством и аппетитом умять тушеную в кислой капусте утку, томно-коричневую, с золотистой кожей, или же обглодать хорошенького поросенка размером с овцу.
— Хозяин, чего уже готового есть? — глотая слюнки, крикнул он, входя в трапезную. — Тащи всё, не то счас помру, останешься без платы.
— Борщ сегодняшний с убоиной, заячьи потроха на вертеле…
— А сам заяц?
— Самого купец ржевский спросил, — указал на нового постояльца Весяка.
«И вправду, зачем ему баечника изводить? — подумал ведун. — Каждый день постояльцы незнакомые появляются, с каждого задаток дня за три берет. И каждый в первую же ночь сбегает. Правда, рано или поздно за такое дело морду набьют, но покамест, похоже, всё ему с рук сходит»…
— Тетерева есть заливные. Токмо холодные они. Но большие, с полгоршка каждый, не рубленые.
— Борщ, тетерев, — сделал выбор ведун, присаживаясь к столу. — Но сперва сбитеня корец налейте, душу согреть.
— Один есть будешь, или на всех доставать?
— На кого «на всех»? — не понял Олег.
— Ныне днем ведь девицы твои подъехали, наверху сейчас.
— Какие еще…