Из дальнего окопа поднялся солдат с черным от грязи лицом, но цепкими глазами.

— Мать честная не уж то наши? Вы из какого подразделения? Хотя какая сейчас разница. Пока еще коптим небо потихоньку, но не долго осталось. А есть чем подымить?

— Унтер, проводите нас к командующему корпусом. У нас важное донесение.

— Извиняйте не разглядел, ваше благородие. Второй день без сна и курева, — прокашлялся унтер. — Ваня, проводи благородий до штаба, а то я своим ходом не дойду. Ноги совсем не держат.

Раненный солдат в темноте не видел погон или ему уже плевать было на правила, а поправлять воина никто не собирался. Не то место и время.

По ходам сообщения мы прошли несколько сотен метров и везде была страшная картина. Стонущие раненные, следы разрывов снарядов и пустые гильзы под ногами. Живые выглядели ничем не лучше мертвых. Кто-то пытался спать сидя или читать молитвы. Слава богу хотя бы дождей не было несколько дней.

Штаб корпуса размещался в деревянном доме и внутри напоминал лазарет с раненными офицерами. Павел Ильич Булгаков при нашем появлении попытался подняться с лежанки. Бледное лицо и кровавые повязки говорили о его тяжелом состоянии, при котором он умудрялся командовать корпусом.

— Ваше имп… — я тут же пресек попытки раненного генерала встать.

— В каком состоянии ваш корпус, Павел Ильич?

— Если вы пришли нас спасать, то очень вовремя. Снаряды и патроны на исходе. Количество раненых не поддается исчислению. Мы готовились к последнему бою, чтобы дать возможность хоть кому-то выйти из окружения.

— Вы правы мы здесь именно для вашего спасения. Вот только и вы нам помогите. Пошуметь надо всем, что у вас осталось.

— Найдем, пару снарядов Виталий Павлович? — спросил своего заместителя генерал.

— Для такого случая найдем. Что с орудиями делать? — посмотрел на меня уставшими глазами заместитель Булгакова.

— Все, что нельзя забрать с собой… уничтожить! Через пару часов корпус должен быть готов к выходу. Так что не теряйте время.

С организацией отступления справились и без меня. К тому же, к этому явно готовились задолго до нашего прибытия. Поэтому ближе к рассвету сигнальный пистолет все того же Рдултовского выстрелил в начинающее светлеть небо ракету. После чего по всей линии соприкосновения, длинной не менее одного километра, раздалась серия взрывов. Орудия после отстрела последних снарядов были тут же уничтожены, а освободившихся коней и повозки использовали для перевозки раненных.

— Урра!

Страшный удар двух кавалерийских дивизий надолго отвлек немцев от доживающего последние мгновения русского корпуса. Лишь бы только не зарвались. Перенаправить наводку для германской артиллерии не займет много времени, как и подготовить пулеметные позиции. Как будто услышав мои мысли комдивы не решились атаковать основные силы и после уничтожения заслонов на флангах повернули назад.

Несколько эскадронов остались прикрывать отход двадцатого корпуса вместе с моими штурмовиками постепенно отступая следом за нами. Через три часа, отступая все дальше и дальше от злосчастного места колонна остановилась, чтобы перевести дух.

— Прорвались! — перекрестился генерал Булгаков и тихо зашептал слова молитвы.

Рядом падали уставшие солдаты, что никак не могли поверить в свое спасение. Первые улыбки на хмурых лицах говорил о том, что все было не зря, но говорить о спасении еще рано. Немцы вряд ли захотят просто так выпустить свою добычу и будут висеть на хвосте пока не получат по зубам.