Остаток дня Тит провел, лазая по деревьям в поисках самых вкусных яблок. Гриша лежал на траве, и изредка поторапливал слугу. А ближе к ночи, когда на небо уже высыпали звездочки, откуда-то из глубины сада донесся непонятный загадочный шум. Тит, крестясь, забормотал о дьяволе и чертях, но Гриша, будучи атеистом, не убоялся мифологических сущностей. Крепко держа в руках жезл, он стал осторожно пробираться сквозь деревья, приближаясь к источнику шума. Тит, боясь остаться в одиночестве, пыхтя и портя воздух, следовал за ним.

Фруктовый сад неожиданно оборвался, впереди было поле, освещенное многочисленными кострами. Гриша и Тит залегли в высокой траве, наблюдая за непонятным.

По полю оживленно сновало множество людей в одинаковой форме. Форма была незнакомая, грязно-белого цвета, и состояла из гимнастерки, просторных штанов, обмоток и лаптей. Гриша, имевший счастье служить в армии, сразу сообразил, что это военные. Потому что кому еще придет в голову темной ночью, при свете костров, таскать на своих плечах сколоченные из фанеры макеты танков в натуральную величину?

Один такой макет служивые протащили прямо рядом с лежкой лазутчиков. Грише доводилось видеть настоящие танки на учениях, одну такую машину он даже пометил персональной струйкой, поэтому муляжи поразили его своей непохожестью. Принять их за настоящие танки даже с очень большого расстояния мог только человек, который вообще не знает, что такое танк и зачем он нужен. Это были грубо сколоченные и местами связанные проволокой коробки, одна побольше, вторая, изображающая башню, поменьше. Вместо орудий главного калибра использовались стволы молодых березок, на которых даже уцелели веточки с листиками. Танки таскали на своих плечах солдаты, и Гришу поразил их изможденный и истощенный вид. Даже холопы, проживающие в имении, выглядели лучше. Тот же Тит, хоть и был мохнатой нечистоплотной свиньей, все же не напоминал анатомическое пособие – какое-то мясцо на костях имелось. А у защитников отечества остались одни кости, шкура да уставные лапти. Кроме того эти бедолаги были в три слоя покрыты синяками, что говорило о регулярно получаемых ими побоях. У иных на лицах старые, темные синяки смешивались со свежими, ярко-красными, из-за чего возникал эффект естественного камуфляжа. Тут же обнаружились и те, кто отвечал за камуфляж. Сержантов можно было легко отличить от солдатни даже не по знакам отличия, а по телосложению. С первого взгляда было ясно, куда деваются все те килокалории, которые проходят мимо воинов. Они исчезают в бездонных утробах сержантского состава, отчего эти утробы весьма раздаются вширь, а сами младшие командиры очертаниями напоминают вставшие на дыбы дирижабли.

В руках у сержантов были дубинки, этими дубинками они беззлобно, но согласно уставу, лупили подчиненных. Всякий раз, когда какой-нибудь солдатик получал по голове дубинкой (били исключительно по головам, тем самым, очевидно, пытаясь повысить их крепость и свести к минимуму необходимость в бронированном шлеме), он взбадривался и зычно кричал:

– Служу императору!

– Тит, ты в армии служил? – шепотом спросил Гриша, с удивлением посматривая на ночные маневры. В рядах вооруженных сил он насмотрелся на всякий маразм, но ночное перетаскивание фанерной бронетехники выходило за рамки обычного армейского идиотизма.

– Нет, – шепотом ответил Тит. – В том году на меня очередь попала. Погнали с прочими рекрутами в город, да там двоих заворотили, меня и Кондрата.

– Что Кондрат для службы не годен, это с первого взгляда видно, – сказал Гриша. – Он, по-моему, вообще не человек. Но ты-то настоящий богатырь! Чего только твой волосяной покров стоит. Ты же можешь зимой без бушлата ходить, а еще из тебя разведчик хороший – враги тебя голого от зверя не отличат. Звери, правда, так не пахнут, разве что скунс. Интересно, у нас скунсы водятся?

– Зад меня подвел, – признался Тит.

– Ты что, перед приемной комиссией обделался?

– Ветры испустил.

– Сильно?

– Портрет государя-императора со стены упал, полковое знамя завяло, генерал сомлел, полковник успел в окно выскочить. Опосля, как проветрилось, вывели меня во двор. Генерал осерчал шибко, приказывал расстрелять. Да токмо ни одного патрона не нашли. Посекли Тита, сурово посекли, шомполами, да и вернули восвояси.

– Напрасно, – покачал головой Гриша. – Ты же живое химическое оружие. Да твоими извержениями кишечных зловоний можно целую дивизию уморить. Тебе в армии самое место. А ты, гад, откосил! – добавил Гриша со смешанным чувством зависти и обиды. У него самого откосить не получилось, только зря новые брюки промочил, когда недержание симулировал. Пришлось служить родине. Гриша по этому поводу немного комплексовал, поскольку точно знал, что крутые и реальные пацаны в армии не служат, а служат там одни лохи. Чтобы повысить свой уровень крутости, Гриша всем знакомым, и особенно девушкам, врал, что служил в секретном диверсионном подразделении особого назначения, и иногда, если девушка сильно нравилась, прибавлял, как бы между делом, что ему неоднократно приходилось участвовать в тайных военных операциях повышенной опасности за пределами страны. В подпитии Гриша пускался в подробности, и сообщал по секрету, что это именно он непосредственно ликвидировал террориста номер два Али Бабу и его сорок талибов.

– Тыловая крыса! – выплюнул он в адрес Тита. – Трус! Дезертир! Косарь! Пока нормальные пацаны родину защищают, всякие лохи трусливые, как ты, недержание симулируют. А вдруг война?

– Спаси господи от страсти такой! – выдохнул Тит. – Не бывать этому. Господь не допустит.

– Только на него и остается уповать с такими вояками, как ты, – презрительно сказал Гриша. – Мехом оброс, как снежный человек, а только и научился, что в штаны накладывать. Да я….

Тут Гриша резко прервал свою пламенную речь, заметив, что в их сторону направляется группа людей. Трое субъектов остановились буквально в двух шагах от затаившихся в траве наблюдателей. По тому, как сильно зачесались кулаки, и какое возникло неудержимое желание сделать этим людям больно, Гриша понял, что перед ним офицеры. Все трое телосложением напоминали свиноматок на позднем сроке беременности, ремнями, опоясывающими их экваторы, можно было связать три секвойи. Притом один из них был в пенсне, а Гриша с детства ненавидел очкариков.

– Разве так можно, в самый последний момент предупреждать? – сетовал один из них.