Кречко встал и оперся обеими руками о столешницу. Окно было темным, сквозь него не было видно решительно ничего, но он не вглядывался. Он вдумывался.
— Знаете, Андрей Константинович, ну хоть на куски меня режьте — не получается верить во все эти путешествия во времени и пространстве! Марксизм в это не верит!
— Ну так и не верьте!
— Тогда выходит — шпиён вы, батенька!
— А вы — идиот, любезный Иван Михайлович! Верите в какое-то липовое учение сбрендившего нахрен немца, а то что под рукой — замечать не желаете. Боитесь, как бы крышу ветром не унесло?
— Какую крышу? — не понял Кречко. На «идиота» он не обиделся, так как допускал в полемике известный перекал спиралей нравственности.
— Выражение такое. Крыша — это синоним сознания, рассудка.
— Странные у вас там синонимы. Давайте лучше в вагон-ресторан сходим, водочки накатим. Сносит меня что-то, в голове не укладывается эта ваша концепция Мироздания. Кстати, товарищ Волков, а почему вы не пьянеете, как все нормальные люди? Что-то не замечал, а уж за столом нам раза три сиживать приходилось.
— Организм моментально разлагает спирт на составляющие.
— Полезное качество… хотя и не совсем. А если стресс снять или расслабиться нужно, то что вы употребляете?
— Настойку коки на спирту. Здесь такую штуку не найти. Так что, вы серьезно настроены насчет ресторана?
— Абсолютно! Мне просто необходимо выпить двести грамм под горячую закуску. Иначе я за себя не ручаюсь. Думаете, легко быть рядом с человеком из другого времени?
Хотя Волков и не был голоден, но глянуть на довоенный вагон-ресторан ему очень хотелось. Поэтому он без возражений оделся и повесил на плечу сумку с ноутбуком.
— Можете оставить здесь ваш искусственный интеллект! — поморщился старший майор госбезопасности, — не украдут.
— Береженого Бог бережет! — покачал головой Андрей Константинович, — эта вещь здесь бесценна, потому как аналогов не имеет.
Кречко хмыкнул и опечатал своё купе большой печатью с номером «7». Подошедшей проводнице было велено не спускать с купе глаз — там, дескать, в саквояже находятся секретные бумаги. Бумаги там и вправду были — скомканные «Известия», в которых еще вчера хранилась вареная курица, да несколько брошюр с текстами речей товарища Сталина. Об этом Иван Михайлович поведал по пути в вагон-ресторан, до которого оказалось несколько переходов по промерзшим тамбурам и теплым вагонам первого и второго классов.
В ресторане было довольно-таки многолюдно: почти все места были заняты, но метрдотель среагировал моментально и освободил товарищам чекистам столик у самого входа. Обслужил он их так же стремительно, как будто собственную тещу. Кречко заказал котлеты по-киевски с лапшой, а аскет Волков ограничился на ночь салатом из кольраби и селедочным хвостом. Двухсотграммовый графин водки почти в одиночку «уговорил» Иван Михайлович — его собеседник согласился лишь на рюмку «за товарища Сталина». Откушав водки, Кречко размяк и стал добрее душой.
— Свихнусь я с вами, Андрей Константинович! — пожаловался он, разминая в пальцах папиросу, — вначале все казалось правильным…
— А что теперь? Сомнения одолевают?
— Не перебивайте, прошу вас. Мне, видите ли, есть что терять: хорошую должность, молодую супругу и красавицу-дочку. Вареньке моей всего двенадцать лет… думаю, вы понимаете мои тревоги?