Катер обогнул остров. Теперь ветерок был встречным, и в его свежести чувствовался уже близкий вечер, дымка, как кисея, окутывала Эйфелеву башню.

— Когда-то самоубийцы бросались с Эйфелевой башни, — сказала Маргарет. — Теперь они облюбовали Триумфальную арку.

— Да, мне говорили об этом.

— Глупо, не правда ли?

— Что глупо?

— Кончать жизнь самоубийством.

— Но разве вы не допускаете, что бывают такие ситуации, когда жизнь становится невыносимой?

— Допускаю, но не для себя.

— Если бы вам грозило пожизненное заключение, что бы вы предпочли: тюрьму или смерть?

— Все, что угодно, но не смерть. Из тюрьмы я выбралась бы, из могилы еще никто не встал.

— Но если бы вам грозили рабством, постоянными унижениями, непосильной физической работой?

— У рабов есть хозяева, и я бы стала хозяином.

— Однако вы энергичная женщина, Маргарет.

— Это большой недостаток?

— Нет. Почему же? Во всяком случае, вы цельная натура и мыслите интересно: мне будет любопытно узнать ваше мнение о Бремоне. Насколько мне известно, в оригинальности ему не откажешь.

— Клод Бремон? Это — книгоиздатель?

— Вы слышали о нем?

— Да, шеф. Ведь я — ваш секретарь. А хороший секретарь должен иметь сведения о возможных конкурентах своего хозяина.

— Какой я ему конкурент? Я могу быть только его учеником. Ведь у него за плечами тридцать лет издательской деятельности и огромные деньги.

— Вот именно… Тридцать лет… А у вас все впереди…