— Я все время почему-то боялась, что она умрет молодой, — прошептала она. — И не знаю почему. Она была так полна жизнью, даже слишком. Я боялась, что ничего не останется на потом.

— А что, этот брак с Говардом прекратил сплетни? — спросил Спенсер после непродолжительного молчания.

— О, знаете… — отмахнулась Кэтрин. — Скоро это уже не имело значения. В последующие месяцы у сына одной из моих приятельниц началась ломка, когда он перестал принимать наркотики, другой попал в больницу с передозировкой, еще пару ребят арестовали на скоростном шоссе за управление машиной в пьяном виде. Жизнь продолжалась. Но это была жизнь других людей.

Мы же как будто застыли, потеряли чувство времени, существовали, но в подвешенном состоянии, как в невесомости, — в нашем доме, без Кристины, без Натана и, по существу, друг без друга тоже. Муж обвинял во всем меня. Я тоже винила себя. Я приняла слишком большую дозу снотворного и несколько месяцев провела в больнице. Думаю, для Джона это был удар сильнее, чем для меня, если это, конечно, возможно. Он ведь считал Натана своим сыном, возлагал на него большие надежды. Понимаете?

Спенсер ничего не ответил, весь потерявшись в своих мыслях.

— То, что ее выдали замуж за Говарда, — продолжила Кэтрин, — это было очень правильно. Даже если бы она согласилась сделать аборт, детектив. Подумаешь, большое дело! Это ведь как убить детеныша дьявола. Но этим бы вопрос не решался. Дьявол все равно оставался. Он что, должен был продолжать жить в нашем доме?

— Конечно, нет. Конечно.

— А если бы мы его куда-нибудь отослали, то как бы это можно было объяснить?

— Но, миссис Синклер, вы же все-таки его отослали. Как вы это объяснили?

— Его сестра вышла замуж, и он хочет жить рядом с ней. Мы послали его в Нью-Йорк, чтобы он там заканчивал школу. Вот как мы это объяснили.

— А-а-а.

— Это был действительно самый верный ход из всех возможных.

— Конечно.

После этого Кэтрин надолго замолкла, только теребила свой старый хлопчатобумажный плед.

— Где он теперь? — спросил наконец Спенсер. — Натан. Что с ним стало?

— Не знаю. После того как моя мать узнала, почему Натан был отправлен к ней…

— А как она это узнала? — прервал ее Спенсер.

— Верите или нет, но Натан сказал ей сам. — Слабая улыбка коснулась губ Кэтрин. — Он был абсолютно бесстрашный. Он сказал ей это потому, как рассказывала мать, что хотел показать, как ужасно мы обошлись с Кристиной. Он хотел ее этим шокировать. Наглец. — Кэтрин фыркнула, но ее невидящие глаза выдали совсем другое, непонятное чувство, которое ею сейчас владело. Позор? Вину?

— Моя мать выгнала его из дому прямо среди зимы. Ему было шестнадцать, она вынула из ящика своего ночного столика пистолет, моя семидесятивосьмилетняя мать — когда она родила меня, ей было сорок четыре, — и сказала ему, что или он уберется отсюда, или она его пристрелит. Он убрался. С тех пор никто больше ничего о нем не слышал.

— А Кристина что-нибудь о нем слышала?