— Думаешь?

— Ты посмотри, как камень светится. Будто у Великана чистый оргон в жилах.

Костистый открыл обложку гримуара. Вместо страниц — гладкое чёрное зеркало. В зазеркалье теплился потусторонний свет. Маленькие символы проступали с той стороны стекла, выплывая из темноты.

Редкий случай работающего гримуара в руках пустышки. Дознаватель был пустышкой. У колдуна на тыльной стороне правой ладони был бы вытатуирован стигм.

Ингвар не мог рассмотреть, что именно показывало чёрное зеркало. Виден был только призрачный голубоватый отсвет, как от зимней луны или колдовского люмфайра.

Нинсон зашевелился, и дознаватель убрал гримуар.

Принялся делать вид, что изучает густо исписанный пергамент.

— Очнулся? Ну, гэлхэф тебе! Я повторяю вопрос, — выцедил он. — Твоё имя?

Эдакий злой гений в тёмно-серой рясе. Измождённое лицо. Запавшие глаза в отсвете красных углей. В тонких пальцах обернутый лентой грифель, заточенный до игольчатой остроты.

— Я повторяю вопрос, — проскрипел дознаватель. — Твоё имя?

«Моё имя Ингвар Нинсон», — хотел сказать Великан, но не смог произнести ни слова.

Постарался восстановить в памяти последние события.

Кто и зачем его допрашивает?

У него и секретов-то особых нет.

И уж точно нет таких, какими могли бы заинтересоваться тиуны.

Великан ещё раз постарался произнести:

«Моё имя Ингвар Нинсон».

Костистый почувствовал это намерение и вцепился взглядом. Но не нашёл того, что искал. Или, наоборот, обнаружил что-то, что ему не понравилось. Во всяком случае, решил больше ничего не спрашивать.

— Давай-ка подвесим его, — наконец произнёс дознаватель и встал из-за стола, забрав с собой исписанный листок и высокий табурет, на котором сидел.

Мясник бросил пост у двери и принялся деловито разматывать цепь.