— Я именно это уже несколько часов пытаюсь растолковать вашему руководителю! Что вы теперь скажете — Владимир Митрофанович — возможно я — действительно человек эмоционально неуравновешенный — но товарищ Прошкин — обладатель крепкой психики, к галюцинанциям не склонен. Словом — безнадежно нормальный человек… Нам, что одновременно от жары привиделось? Может, вы предпримите, наконец, хоть какие-то меры и пригласите другого врача? Я уверен, что дедушку отравили! Этот моральный урод Борменталь…
— Так ведь действительно — Генрих Францевич, тоже там был, и тоже видел фон Штерна, как и мы! Может подтвердить, — радостно сказал Прошкин.
Корнев неприязненно поморщился:
— Борменталя будем подавать в розыск, его нет ни в квартире, ни в управлении, ни в городе. Нет ни его вещей, ни его документов. Никто не видел, как он выходил из управления. Ориентировку готовят уже для рассылки. Можно подумать этот специалист, по чем там он у нас был, — в воздухе растаял.
Прошкин тихо присвистнул…
Корнев взял листок бумаги, карандаш и начал ровным, рассудительным голосом:
— Давайте проанализируем ситуацию, как будто бы мы сами в ней не участвуем — а совершенно объективно — как обычные сотрудники НКВД, которые лично не знакомы ни с Николаем Сидоровичем, ни с Сергеем Никифоровичем, ни даже с товарищем Баламутовым… — значит, Баев уже успел нажаловаться на Корнева своим высоким покровителям — ничего себе знакомые у скромного специального курьера — товарищи Власик, да Круглов, отметил про себя Прошкин.
Баев сдержано всхлипнул и кивнул.
— Что вы вчера собственно видели с Прошкиным? Как высокий пожилой человек в очках пьет чай с другим человеком — которого мы знаем, как Борменталя. При этом лицо, обозначенное как Борменталь, называло собеседника — Александром Августовичем. Все. Прошкин фон Штерна до этого видел пару раз мельком. Борменталь — тоже мог его видеть впервые… А вы, Александр Дмитриевич, часто видели покойного фон Штерна?
Баев задумался, грустно и плавно, как восточные танцовщицы, покачал головой:
— Нет, всего раза три или четыре… Еще в Москве — папа отправлял меня к нему с поручениями… Уже после того, как дедушку пытались ограбить и убить. А здесь — перед похоронами отца, профессор меня даже в дом не пустил — просто наорал через дверь, что бы я убирался и все.
— То есть, уверенно утверждать, что вы бы легко узнали фон Штерна, мы не можем. Человек, которого вы видели вчера, беседующим с Борменталем мог не быть фон Штерном, а просто иметь с ним некоторое сходство, достаточное для мало знакомого человека, чтобы принять этого гражданина за фон Штерна. Подумайте — Александр Дмитриевич, может быть, вы сами видели, или отец вам рассказывал, о каких то приметах фон Штерна, которые позволят идентифицировать тело как Александра Августовича без ошибки?
Баев задумчиво кивнул, погрузившись куда-то внутрь себя…
— Нет — к сожалению, я не могу припомнить ничего подобного. Единственно — дед однажды жаловался папе, что стал страдать артритом — суставы на пальцах увеличились, и он даже кольца теперь снять не может, — Баев убрал со лба полотенце, и обречено вздохнул, пододвинул к себе листок и начал быстро рисовать заточенным карандашиком из стоявшего на столе стакана. Прошкин вынужден был признать, что рисует Саша тоже очень даже хорошо. Такой рисунок хоть в книжку помещай — кольцо было изображено в трех ракурсах — сверху, сбоку, и в оксанометрии. Баев прокомментировал, — вставка черный камень, оправа — белый металл… Точнее сказать не могу — я ведь видел это кольцо всего один раз. Но вчера я его у фон Штерна не заметил…
— Нет — кольца не было — я бы обратил внимание на такое массивное кольцо, — согласился Прошкин.
— На утопленнике тоже ни кольца, ни других ювелирных украшений не было, впрочем тяжелое кольцо могло все же смыть в реке… Хотя и маловероятно…
— Знаете, Владимир Митрофанович, вы меня на серьезные размышления натолкнули своим логическим построением. Папа довольно много общался с дедом, когда мы переехали в Москву — до самого покушения, и имевшего место во время второй попытки ограбления… А вот потом…
— Догадываюсь — фон Штерн просто перестал с ним контактировать. Не навещал, не писал, даже по телефону не звонил, — предположил Корнев, — то есть свел к минимуму все личные контакты с хорошо его знавшим Деевым. Но иногда общался с вами — вы ведь никакой информацией, позволяющей его идентифицировать, не располагали. Значит, мы можем предполагать, что фон Штерн погиб еще во время второй попытки ограбления, а его место занял некий внешне похожий человек, который при некоторых обстоятельствах мой сойти за фон Штерна?
— Да, сейчас, после всех этих происшествий не могу исключить такую возможность. Тем более что у деда были некоторые документы — узко семейного содержания. Должны были быть… Хотя, когда я с ним общался — мне часто казалось, что он вообще не подозревает об их существовании… Я считал что он просто старый маразматик и это результат ухудшившейся к старости памяти, или его патологически неприязненного отношения ко мне…
Прошкин уже хотел ляпнуть, как слышал разговор о том, что Баев законный ребенок, и документы об этом действительно где-то есть. Но воздержался — поди, теперь пойми, кто разговаривал? Дважды подмененный фон Штерн и какой-то бородатый мужик, который даже собственного имени — отчества не знает! Что в том разговоре было правдой, а что ложью кто разберется? Прежде чем делиться своими знаниями Прошкин решил уточнить: