Я внимательно рассмотрел старую каргу. Ее возраст в полутёмной комнате определить было сложно, но выцветшие глазки были хитрые, умные и пронзительные.
— Я руками не дьявола прельщал, а Господа призывал наложением.
Старуха язвительно усмехнулась и поглядела на меня снисходительно, насмешливо:
— Какой колдун в ереси признается… — произнесла она реплику «в сторону», ни к кому конкретно не обращаясь, и отвела взгляд.
«Ну, держись, старая ведьма, — сердито подумал я, — посмотрим, у кого демагогия круче».
— А ты, бабушка, никак из ведьм будешь? — ласково глядя на знахарку, поинтересовался я. — Везде своего нечистого чуешь?
— Я, касатик, целю молитвой, травами и благословением Николы Угодника!
— Ишь ты, знать у тебя Угодник старше Господа? — испуганным голосом спросил я.
Такая постановка вопроса знахарку немного смутила.
— Почто старше, я всё делаю благословением Божьим.
— Не знаю, не знаю, — ни к кому конкретно не обращаясь, добавил я, — только думаю, как бы не было в том ереси и смертного греха.
Умная старуха смекнула, что при занятиях медициной обвинить в связи с дьяволом можно кого угодно, и попыталась пойти на мировую:
— Так ты, боярин, значит, святой водой и наложением рук лечишь?
— Лечу я только молитвой и именем Господа нашего, — постным голосом сообщил я и картинно перекрестился на иконы.
Кстати сказать, положение знахарки было более шаткое, чем моё. У меня в заступниках был пока не свергнутый царь, к тому же религиозные фанатики женщин преследовали за «ересь» значительно чаще, чем мужчин. Не знаю, просчитала ли всё это старуха, но отношение её ко мне тут же переменилось. Мы вполне мирно обсудили состояние больного, и я признал, что её травяные сборы и настойки вполне пригодны для лечения таких тяжёлых болезней, как у Опухтина.
— А теперь мне в Кремль нужно ехать, — сказал я под конец разговора, — меня государь ждет.
Знахарка окончательно смутилась и начала восхвалять мои, безусловно, выдающиеся профессиональные и человеческие качества. Однако это не дало мне возможности от гордости раздуть щеки и ощутить себя великим человеком. Хотя, чего лукавить, очень хотелось искупаться в потоках сладкой лести. В конце концов, кому не мила народная любовь! Однако я сумел взять себя в руки и спросил у старухи, есть ли у нее надежное любовное приворотное средство.
— Как же, голубь мой сизокрылый, — обрадовалась она возможности сослужить службу сильному мира сего, — дам тебе такой знатный настой, девка выпьет, навек присушится!
— Нет, мне бы что-нибудь такое, чего пить не нужно. Ну, там ладанку или амулет.
— Есть, все есть, — опасливо оглянулась она по сторонам, хотя мы были одни, разговаривали во дворе перед домом. — Только сила в ней слишком большая. То не простая ладанка, в ней ноготь великомученицы Варвары.