— Я хочу увидеть миссис Агнес.

— Да, конечно. Пожалуйста, заходи. Она все ещё колебалась.

— Насчёт английского.

— У неё этого добра предостаточно. Так много, что я и не знаю, что мне с этим делать.

Мария нахмурилась, она ещё недостаточно овладела новым для себя языком, чтобы понять шутку Джо.

А Джо тут же добавил, чтобы она, не дай бог, не подумала, что он смеётся над ней: «Мария, пожалуйста, заходи. Mi casa es su casa[2]».

Она бросила на него короткий взгляд и тут же отвела глаза.

Её скромность лишь частично объяснялась застенчивостью. За другую часть отвечали традиции. В Мексике она принадлежала к социальному слою, представители которого не смели встретиться взглядом с теми, кто мог считаться padrone[3].

Ему хотелось сказать, что теперь она в Америке, где никому не надо кланяться перед кем-то ещё, где социальный статус родителей — не тюрьма, а открытая дверь, исходная точка, стартовав из которой можно взойти на любую вершину.

Если бы он сказал Марии, что та слишком уж недооценивает себя, его слова, учитывая габариты Джо, грубое лицо, привычку вспыхивать, сталкиваясь с несправедливостью и её последствиями, могли быть восприняты двусмысленно. А ему не хотелось возвращаться на кухню и признаваться в том, что он испугал ученицу Агги.

На какое-то мгновение он подумал, что они так и будут стоять, Мария — уставившись на свои туфли, он сам — глядя на её макушку, пока трубный глас архангела не объявит о начале Судного дня и мёртвые не восстанут из могил.

А потом словно невидимая собачка, обернувшись резким порывом ветра, пробежала по крыльцу, замерла на пороге, принюхалась и юркнула в дом, потянув Марию за поводок.

Джо закрыл дверь.

— Агги на кухне.

Мария разглядывала ковёр в прихожей с тем же интересом, что и пол на крыльце..

— Вы можете сказать ей, что я — Мария?

— Проходи на кухню. Она тебя ждёт.

— Кухня? На себе?

— Не понял?

— На кухню на себе?