Он мог притвориться, что это не так, но вокруг повозки будто формировалась особая атмосфера, и оба мужчины её чувствовали.

Но они же мужчины, в конце концов! Взрослые люди, которые должны сделать порученную им работу!

Из гроба донёсся глухой удар, затем шорох.

— Сынок, — еле-еле выдавил из себя Гуд, — во имя всего святого, глянь, что там происходит… Что за херню я слышу?!

У Хайдена от ужаса сдавило грудь, и он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он перегнулся через сиденье, сжимая в одной руке ружьё, а в другой — фонарь.

Волоски на коже поднимались дыбом. Мороз пробирал до костей… Но далеко не из-за сырой апрельской ночи!

Он глянул на гроб; пламя фонаря отбрасывало на его крышку пляшущие тени.

Медные шляпки гвоздей были ещё на месте.

Все до единого — Господи Иисусе, порядка сотни! — вколочены в крышку гроба.

Только… Только Хайдену показалось, или прямо на его глазах пять или шесть гвоздей выскочили из дерева?!

Словно что-то выдавливало их изнутри гроба?!

Хайден почувствовал, как ему на плечи словно опустилась тяжёлая гранитная могильная плита.

Его будто парализовало. Конечности не слушались.

Воздух сгустился, и в нём витало то, из-за чего сердце практически останавливалось в груди.

Он смотрел, как ещё два гвоздя выскальзывают из крышки гроба с протяжным скрипом. И с громким стуком падают на дно повозки.

— Какого хрена?! — сухим, надтреснутым голосом прохрипел Гуд.

На небе вновь появилась луна, освещая мертвенно-бледное лицо мужчины.

— Посмотри на меня, сынок! Что это было?

— Гвозди… — попытался ответить Хайден, но в лёгких не осталось воздуха.

Туда словно насыпали мелкого песка.