Книги

Котел с неприятностями. Россия и новая Большая Игра на Ближнем Востоке

22
18
20
22
24
26
28
30

Наконец, 23–24 января 2017 года в казахстанской Астане (ныне этот город именуется Нур-Султан) прошли мирные переговоры по завершению гражданской войны в Сирии, по инициативе России, Турции и Ирана, положившие начало Астанинскому процессу. В переговорах приняли участие семь делегаций: России, Турции, Ирана (основные участники), США (на уровне посла), ООН, а также стороны конфликта – представители официального Дамаска и его противников, вооружённой сирийской оппозиции. Несмотря на регулярные заверения Москвы, что Астанинский мирный процесс не подменяет, а только дополняет Женевский, организованный ООН, именно в Астане удалось выйти на решения, позволившие разблокировать тупик, возникший в Женеве, где западные дипломаты полностью блокировали любые конструктивные предложения, поддерживая исключительно представителей боевиков, с 2011 года пытающихся свергнуть президента Асада.

Информация к размышлению. АфПак

Американская ближневосточная военно-политическая доктрина не случайно рассматривает Афганистан и Пакистан как единое целое – АфПак. Тесно связанные исторически, оба эти государства, если Афганистан, представляющий совокупность не подчиняющихся центральному правительству территорий и племён вообще можно так назвать, представляют собой очаг нестабильности мирового значения. «Крестовый поход против международного терроризма», начатый президентом Бушем при поддержке мирового сообщества после теракта «9/11», в Афганистане в конечном счёте окончательно провалился при президенте Байдене. Обстановка в регионе значительно осложнилась, по сравнению с периодом до начала операции, за счёт роста наркопроизводства, расширения зоны деятельности террористических организаций на Пакистан и Индию и ослабления Пакистана с возможной дезинтеграцией его в среднесрочной перспективе.

Правительство Афганистана, которое буквально снесли талибы в августе 2021 года, было коррумпировано, непрофессионально, неэффективно и открыто поддерживало контакты с наркоторговцами. Большая часть руководства страны занималась производством наркотиков. Уровень нарушений на выборах был чрезвычайно высок. Легитимность президента близка к нулю. Поддержка официального Кабула администрацией США дискредитировала Вашингтон в глазах местного населения и племенных элит – правящий режим не имел шансов на выживание без помощи извне. Ну, он и не выжил. В Афганистане наступает новое, модернизированное и хорошо вооружённое Средневековье.

Сотрудничество Нью-Дели и Кабула окрепло было осенью 2011 года, после терактов, в ходе которых был убит ряд ключевых фигур администрации Карзая, и охлаждения антитеррористического сотрудничества США и Пакистана, взявшего под покровительство группировку «Хаккани». Американцы рассчитывали, что союз Афганистана с Индией сбалансирует влияние в этой стране Пакистана, опирающегося на Китай, создав после ухода американских войск в Афганистане ситуацию неустойчивого равновесия. Возвращение к власти талибов обнулило эти наивные планы.

В ходе активной фазы военной операции западной коалиции против талибов и «Аль-Каиды» они не были разгромлены несмотря на уничтожение некоторых лидеров и фигур второго порядка. Исламисты отвели основные силы на Территорию племён (FATA) и в Северо-Западную провинцию Пакистана. Превратив «Аль-Каиду» в международный бренд, они расширили зону влияния «зелёного интернационала» до североафриканского Сахеля и Индонезии. Число афганских беженцев составляет до двух миллионов в Иране и более четырёх миллионов в Пакистане (официальные данные меньше в разы), а большая часть временно перемещённых лиц на территории самого Афганистана не зарегистрирована международными организациями. Границы этой страны с Ираном и Пакистаном прозрачны и пересекаются кочевниками в регулярном режиме – свыше полутора миллионов человек ежедневно.

Медресе и мечети деобандского толка, а также лагеря беженцев в пуштунских районах Пакистана – основная тыловая база талибов. В афгано-пакистанском пограничье, периодически конфликтуя с талибами и местными племенами, действуют исламские «интербригады», в составе которых немало новообращённых мусульман из Европы и республик бывшего СССР. В числе этих структур находятся группировки, близкие к ИГ, среди боевиков и командиров которых велико влияние Катара и Турции. Они представляют основную угрозу республикам Центральной Азии.

Операции западной коалиции в Афганистане выявили слабые места в оперативной деятельности НАТО, включая неготовность армий большей части входящих в альянс стран (включая западногерманский бундесвер) к ведению боевых действий в условиях диверсионно-партизанской войны на пересечённой местности. Основная боевая нагрузка по противостоянию талибам и их союзникам в Афганистане легла на «англосаксонский блок», включая армию США, британский и канадский спецназ. Нескоординированность военных и гражданских властей, открытое противостояние Пентагона и Государственного департамента привели к конфликту командования войск с администрацией США. После принятия решения о выводе американских войск из Афганистана значительная, если не подавляющая, часть военных операций коалиции, включая направленные на уничтожение плантаций опиумного мака и нарколабораторий, представляла собой имитацию, ориентированную на прессу. Это же относилось к борьбе с талибами, активность которых снизилась в ожидании возвращения к власти после ухода американцев.

Перспективу такого развития событий подтвердили заявления правительства Карзая и западных лидеров о необходимости проведения переговоров с «умеренными талибами». Следствием заигрывания с исламистами стало уничтожение Миссии ООН в Мазари-Шарифе в начале апреля 2011 года и точечные операции исламистов по ликвидации руководства ключевых городов и провинций Афганистана. При правительстве Ашрафа Гани Ахмадзая ситуация только ухудшилась – в том числе потому, что слабая подготовка, недостаточная численность и отсутствие мотивации афганской армии и полиции практически исключили успешное ведение ими самостоятельных действий. Уровень дезертирства и вовлечённости афганских силовиков в криминальную деятельность, включая передачу оружия боевикам и наркоторговлю, зашкаливал.

Снижение численности западных войск на территории Афганистана привело к взрывному росту нестабильности не только на его территории, но и по периметру границ, включая Пакистан и приграничные районы Ирана, поскольку, как и вывод из страны советского воинского контингента в конце 80-х годов, было воспринято исламистами как победа. Их беспрепятственному продвижению в Китайский Туркестан и Центральную Азию не слишком мешает даже буферная зона, которую представляют северные тюркоязычные провинции Афганистана и Нуристан. На сентябрь 2021 года талибы контролируют границы страны. Возвращение «Аль-Каиды» к довоенному уровню влияния в Афганистане после массового оттока её боевиков в Ирак, Магриб, на Аравийский полуостров и Африканский Рог не произошло: талибы не готовы предоставить ей эту возможность. При этом «Аль-Каида», несмотря на уничтожение весной 2011 года в пакистанском Абботабаде Усамы бен Ладена, не была разгромлена. Несмотря на победные реляции руководства США, она прошла успешный «ребрендинг». В случае начала в Афганистане нового витка гражданской войны высока вероятность возвращения оттуда иностранных боевиков в страны их происхождения, включая Россию.

Основу экономики Афганистана составляет и в обозримой перспективе будет составлять выращивание опиумного мака и каннабиса и производство на их основе наркотиков. Афганистан обеспечивает до 95 % мирового рынка героина. Российские интересы в Афганистане ограничены участием в пресечении наркотрафика, при минимальном вовлечении в боевые столкновения российских войск. Призывы к участию России в восстановлении Афганистана не имеют никаких экономических оснований и явно рассчитаны на коррупционные схемы.

Остававшийся на территории страны до 30 августа 2021 года воинский контингент НАТО играл символическую роль, нуждаясь в каналах снабжения в тем большей мере, чем более осложнялась ситуация в Пакистане. Нестабильность, усугубляемая демографическим кризисом (один из самых высоких показателей прироста населения при наименьшей продолжительности жизни в исламском мире), препятствует транзиту углеводородов Центральной Азии на мировой рынок через территорию Афганистана. В перспективе не исключено установление над рядом его районов контроля Ирана и Пакистана или распад этой страны, который может спровоцировать аналогичные процессы в соседнем Пакистане.

Положение Пакистана сложно и противоречиво. Он слишком серьёзен в военном отношении, чтобы Запад рискнул пытаться оказать на него прямое воздействие, но внутреннее положение в стране неустойчиво, а добрая половина территории не контролируется ни центральными, ни местными властями. Население не любит иностранцев, элита не доверяет им, но без их помощи ИРП не справится со своими проблемами. По данным Плановой комиссии Пакистана, 35 %, а по сведениям Центра исследований и безопасности до 70 % населения страны находится ниже черты бедности, составляющей $ 2 в день. Миллионы выходцев из Пакистана живут за его пределами, в том числе около двух миллионов в аравийских монархиях.

Балансируя между США и ЕС, Китаем и арабским миром, Ираном и Индией, Исламабад настаивает на неприкосновенности границ Пакистана для иностранных войск, хотя их ежедневно пересекают сотни тысяч человек: контрабандисты, террористы и живущие в пограничье племена. Беженцы из Вазиристана на 500 тысяч, а из района Сват на два с половиной миллиона человек увеличили число временно перемещённых лиц на территории Пакистана – жертв природных бедствий и военных конфликтов, ситуация с которыми приблизилась к гуманитарной катастрофе. При этом Исламабад сделал жест доброй воли, продлив пребывание в пограничных с Афганистаном районах миллиона семисот тысяч афганских беженцев в дополнение к зарегистрированным в Пакистане двум миллионам 200 тысячам афганцев. Беженцы и временно перемещённые лица не только перегружают и без того несбалансированный бюджет Пакистана и дестабилизируют ситуацию в стране в целом, но и являются кадровым резервом радикальных исламских и сепаратистских движений. Последнее тем более опасно, что межэтнические и религиозные конфликты в стране, включая теракты против христиан и шиитов, – часть её повседневной жизни. При этом, если обстановка в Кашмире контролируется армией, напряжённая обстановка на западных границах Пакистана не даёт оснований для оптимизма. Так, лидеры белуджей требуют создания «Великого Белуджистана» из пакистанской провинции Белуджистан и иранской – Белуджистан и Систан.

Проведённая властями Британской Индии в 1893 году граница с Афганистаном – «линия Дюранда» не признаётся пуштунами, говорящими о создании «Великого Пуштунистана» на базе земель пакистанских и афганских племён. Компромисс же местных маликов с федеральным правительством, основанный на невмешательстве Исламабада во внутреннюю жизнь племён по неизменному с 1901 года Уголовному законодательству зоны племён, был разрушен введением в этот акт в августе 2009 года поправок, распространивших юрисдикцию Пакистана на их земли.

Современная внутренняя политика в Пакистане определяется борьбой кланов и Верховного суда. После того как 28 ноября 2009 года истёк срок действия указа президента Первеза Мушаррафа о национальном примирении, в 2007 году предоставившего политическую амнистию более чем восьми тысячам чиновников и бизнесменов, 16 декабря 2009 года вердикт Верховного суда разрешил возобновление уголовных преследований против них. В списке оказались президент и ряд министров, в том числе обороны и внутренних дел. При этом пока гражданские политики Пакистана сражаются за власть, свыше 120 тысяч военнослужащих пакистанской армии борются с радикальными исламистами. Более 1300 из них погибли в боях и терактах.

В конечном счёте нестабильность, неизменно сопровождающая в Пакистане гражданское правление, скорее всего, в очередной раз закончится приходом к власти военных. Это засвидетельствует провал очередной попытки демократизации Пакистана под давлением извне, но для безопасности ядерных объектов и борьбы с исламистским терроризмом будет оптимальным исходом. Как отметил в этой связи Дэвид Килкаллен, бывший офицер австралийской армии, специальный советник Джорджа Буша и консультант Барака Обамы: «В случае коллапса Пакистана он превзойдёт всё, что мы до сих пор видели в том, что мы называем войной с террором сегодня».

Экономика Пакистана находится в состоянии стагнации и без внешней помощи не может быть восстановлена. Высокий уровень бюрократии, коррупция и нестабильность ухудшают инвестиционный климат. Основными партнёрами Исламской Республики Пакистан в экономической сфере являются Китай, Великобритания и США. Уровень её интеграции в англоязычный мир и миллионы пакистанцев, живущих за рубежом, в основном в Великобритании, США и странах Залива, увеличивают её шансы на внешнюю поддержку. Сельское хозяйство, промышленность, инфраструктура, включая порты и трубопроводы, банковская сфера и военно-промышленный комплекс Пакистана представляют определённый интерес для инвесторов, но присутствие России в этой стране пока ограниченно – в том числе из-за сотрудничества Москвы с Индией.

Пакистанская армия одна из наиболее профессиональных в исламском мире, «обкатана» в военных конфликтах с Индией, хорошо вооружена и имеет громадный мобилизационный резерв – единственный в своем роде на Ближнем и Среднем Востоке. В случае внешней угрозы страна может опереться на поддержку со стороны Китая. Будучи формально союзником США в противостоянии с радикальными исламистами, Пакистан возражал против любых операций коалиции на своей территории. ИРП поддерживает конструктивные отношения с Ираном, противостоя наркотрафику и сепаратизму белуджей, развивает экспорт из ИРИ природного газа и выстраивает приграничную инфраструктуру.

Поддержка спецслужбой ISI моджахедов в их борьбе с советским присутствием в Афганистане и талибов в 90-е годы привела к формированию системы взаимных интересов между пакистанскими силовиками и афганскими исламистами. При этом высокий уровень сепаратизма в Синде, Белуджистане и пограничных с Афганистаном районах, а также отделение от Пакистана в 70-е годы Восточной Бенгалии – Республики Бангладеш позволяют предположить возможность распада страны в случае дальнейшего ослабления политического центра, если возвращение армии к власти не снизит эту угрозу.