Отношения с Россией и ЕС, США и исламским миром до последнего времени составляли основу турецкой стратегии. Пантюркистские и межцивилизационные проекты, наподобие «Альянса цивилизаций» под эгидой ООН, а также продвижение турецкой версии ислама были её составной частью. При этом ни одно направление турецкой внешней политики не обходилось и не обходится без проблем. Так, импортируя 98 % потребляемых ежегодно 32 млрд кубометров природного газа (три четверти его поступает из России) и 92 % из 30 млн тонн нефти, Турция в 2016 году пыталась найти замену России в лице Катара, Израиля или стран Прикаспия. ТКГ буксует из-за негативной позиции России и Ирана, а также противоречий между Азербайджаном и Туркменистаном. Получение израильского газа Анкара обеспечивала условиями, не приемлемыми для Иерусалима, успевая поссориться с ним из-за поддержки ХАМАСа в разгар переговоров по возможному сотрудничеству по газу Средиземноморского шельфа (в итоге в регионе сложился альянс не Израиля и Турции, а Египта, Израиля, Кипра и Греции). Реализацию обещаний Катара по поставкам в Турцию газа осложняло отсутствие в стране необходимого числа терминалов по приёму СПГ.

В долгосрочной перспективе Турция, на модернизацию армии которой до 2020–2021 годов планировалось выделить $ 120 млрд, видит Россию демографически ослабленной и потерявшей технологическое преимущество. Первое из этих утверждений потеряло под собой основу после вхождения в состав России Крыма и изменений в её демографии, скорректировавших прогнозы ООН. В 1950 году население России составило 102 миллиона человек, а Турции – 21 миллион, в 2010-м по прогнозу ООН должно было составить 139 и 78 миллионов, а в 2050-м – 109 и 114 миллионов человек соответственно. Однако в 2016 году население России превысило 146 миллионов человек, а Турции оставалось на уровне 78 миллионов. Второе утверждение также сомнительно: разрыв стратегического альянса Турции с Израилем, следствием которого стала отмена турецких контрактов израильского военно-промышленного комплекса, развитие ВПК России и программа модернизации российских ВС до 2025 года изменили сценарий Анкары с точностью до противоположного. Россия в Сирии продемонстрировала системы вооружений, на порядок превышающие по качеству имеющиеся на вооружении у турецкой армии. Это касалось систем ПВО, ВВС, танков и ряда других ключевых направлений вооружений и военной техники (В и ВТ).

Присоединение к ЕС для Турции, перестав быть самоцелью, превратилось в процесс с обещаниями «завершения не ранее 2013–2018 годов» (эти сроки давно прошли), во многом из-за обструкции Франции и Германии. Парижу Турция в партнёрстве с Сирией сорвала создание «средиземноморского сообщества», планы которого по транспортировке углеводородов Магриба в страны ЕС противоречили турецким интересам. От Берлина потребовали открыть в Германии турецкие школы – в 2008 году премьер-министр Эрдоган со свойственной ему экспрессивностью назвал ассимиляцию турок в Германии «преступлением против человечества». Самоизоляция турецких общин с 1961 года, когда началась массовая иммиграция турок в Германию, привела к тому, что школу оканчивает лишь 16 % из них, в «турецких гетто» популярны идеи «Аль-Каиды», а в Ираке, Афганистане и Пакистане появились подразделения моджахедов, состоящие из этнических тюрок. Особый вопрос – роль Анкары в создании миграционной проблемы в странах ЕС, включая повышение террористической угрозы за счёт притока исламистских радикалов в страны Европы и сотрудничество Эрдогана и его спецслужб с «Исламским государством» (ИГ) и другими джихадистскими группировками, воюющими на территории Сирии и Ирака как в сфере контрабандной торговли нефтью и нефтепродуктами, зерном, мукой, хлопком, археологическими артефактами, рабами и заложниками, так и в переброске террористам пополнений (в том числе из Европы) денег и оружия. Турция, превратившаяся в союзника террористических группировок, формально состоя в антитеррористической коалиции во главе с США, и транзитный мост между террористами и остальным миром, – не самый лучший потенциальный член Евросоюза.

В 1992 году Турция объявила себя «старшим братом» – «агабейлик» тюркских государств, создав при турецком МИДе «Агентство по тюркскому сотрудничеству и развитию». В 1993-м идея Великого Турана легла в основу создания «Организации дружбы, братства и сотрудничества тюркоязычных стран и общин». Тогда рост цен на энергоносители укрепил Азербайджан, Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, побудив их отстаивать собственные интересы. Помимо прочего, финансируемые Турцией в постсоветских республиках школы, лицеи и университеты оказались центрами подготовки исламизированной элиты протурецкого толка, играющей роль «пятой колонны» в надвигающейся «Центральноазиатской весне». В итоге они были закрыты по всей Центральной Азии, кроме Северного Афганистана, где продолжают играть роль проводника турецкого влияния. Лидеры правящей в Турции Партии справедливости и развития использовали «копенгагенские критерии» вступления в ЕС против армии, отстраняя ее от участия в политике «в рамках продвижения демократии», однако отказали Брюсселю в политических требованиях, связанных с геноцидом армян, который признают десятки государств и международных организаций мира, включая Россию, Европарламент и Всемирный совет церквей. В 2016 году, когда отмечалось столетие геноцида армян в Османской империи, Турция сделала всё, чтобы сорвать посещение траурных мероприятий лидерами мирового сообщества. Анкара продвигает на Балканах идею «Великой Албании» и держит на оккупированном севере Кипра 30-тысячную группировку вооружённых сил, продолжая говорить с Грецией, Кипром и Балканскими странами с позиции силы.

Подписание 10 октября 2009 года цюрихских протоколов «Об установлении дипломатических отношений» и «О развитии двусторонних отношений» с Ереваном напрягло отношения Анкары с Баку. Поддержка Азербайджана в вопросе статуса Нагорного Карабаха заблокировала нормализацию отношений с Арменией и привела в марте 2010 года к заявлению Эрдогана о возможной депортации из Турции 100 тысяч граждан Армении. Обострение ситуации в Нагорном Карабахе в апреле 2016 года также не обошлось без Турции. Давление Турции на Азербайджан в попытке добиться охлаждения его отношений с Израилем, США и Россией и заявления Анкары о возможной «поддержке азербайджанской оппозиции» тогда спровоцировали резкую ответную реакцию Баку. Однако на 2021 год Турция, по инициативе и при поддержке которой Баку удалось выиграть Вторую Карабахскую войну, разрешила в свою пользу все проблемы в отношениях с Азербайджаном.

Армянская проблема и демонстративная независимость в военной стратегии и принятии политических решений смягчалась Турцией в отношениях с США подготовкой военных кадров в Албании, Азербайджане, Грузии, Казахстане и ОАЭ, участием турецких войск в миссии НАТО в Ливии и миротворческих миссиях в Афганистане, Македонии, Боснии и Герцеговине. Военная база в Инджирлике и размещённые в Турции американские тактические ядерные ракеты укрепляют этот альянс. Планы президентов Обамы и Эрдогана ограничить региональное влияние ЕС и Израиля сблизили этих политиков, как и разрешение разместить на турецкой территории элементы системы противоракетной обороны США, направленной против Ирана и России. Отношения Эрдогана с президентом Трампом, ориентировавшимся на Саудовскую Аравию, ОАЭ и Израиль, были значительно прохладнее, хотя сменивший Трампа Джозеф Байден, бывший вице-президент Обамы, судя по всему ничего не может противопоставить Эрдогану.

В рамках развития отношений с Ираном, несмотря на прямо противоположные позиции по Сирии, Турция планирует увеличить объём торговли с этой страной до $ 30 млрд сформировав общую транспортную инфраструктуру, и создать на границе зону свободной торговли. Согласно ирано-турецкому договору 2007 года Турция будет добывать газ на месторождении «Южный Парс» для собственного потребления и на продажу. По мнению ряда экспертов, Иран и Турция согласовали вопрос раздела зон ответственности в Ираке после ухода оттуда американских войск. Эти договорённости подтверждает дипломатическая активность Турции, которая, кроме посольства в Багдаде и генконсульств в Мосуле и Басре, согласовала с иракским правительством открытие генконсульства в Эрбиле – административном центре Курдской автономии. Помимо интереса к иракской нефти и борьбы с сепаратистами Рабочей партии Курдистана, Турция лоббирует интересы туркоманов Киркука и, вложив в регион более $ 10 млрд постепенно берёт под контроль экономику иракского Курдистана.

Курдский вопрос для Турции – бомба замедленного действия. В 2010-х годах Эрдоган и его правительство предприняли попытку смягчить антикурдскую политику и заключили перемирие с Рабочей партией Курдистана, но десятилетия подавления любых проявлений национальной курдской культуры, включая язык и алфавит, пользование которым в Турции запрещено, породили ответную реакцию курдов. В 2016 году перемирие с РПК в преддверии парламентских выборов было в одностороннем порядке нарушено Эрдоганом, боровшимся за голоса турецких националистов. За 30 лет вооружённого конфликта от рук бойцов РПК в Турции погибло почти 40 тысяч человек, а контртеррористические операции стоили Анкаре более $ 130 млрд Согласно оценке турецкого Генштаба, число боевиков РПК составляет 500–600 человек в Турции и до 5 с половиной тысяч за рубежом (до 3 с половиной тысяч в Ираке). Операции против них в 11 вилайетах Турции ведёт 60-тысячная армейская группировка и 70 тысяч членов местных полувоенных формирований. В Ирак из-за РПК в 1982–1999 годах Турция вводила войска 24 раза. В феврале 2010 года эта практика была возобновлена: 10 тысяч турецких солдат при поддержке авиации провели в Ираке операцию, призванную уничтожить инфраструктуру РПК. В то же время турецкие военные, несмотря на союз Эрдогана с лидером иракского Курдистана Барзани, не смогли добиться победы над боевиками РПК, а разрыв перемирия с этой организацией привёл к активизации курдской антиправительственной деятельности в Турции, включая подрывы газо– и нефтепроводов и, в 2021 году, поджоги лесов. Непоследовательная и половинчатая политика руководства страны, позволившего легализовать курдские партии и открыть вещающий на курдском языке телеканал, критикуется кемалистской оппозицией, использующей в противостоянии с ПСР профсоюзы и студенческие объединения.

В арабском мире Турция до недавнего времени претендовала на роль универсального посредника. После войны в Персидском заливе, в ходе которой Кувейт был освобождён от иракской оккупации, финансовую помощь Анкаре, компенсируя её участие в войне, оказали Саудовская Аравия, ОАЭ и Кувейт. Премьер-министр Эрдоган в ходе визита в КСА получил одну из наиболее престижных арабских наград – Международную премию имени короля Фейсала «За служение исламу». В то же время отношения Анкары с Каиром после свержения египетскими военными правительства «Братьев-мусульман» чрезвычайно плохи, а Бейрут и Багдад на фоне гражданской войны в Сирии дистанцировались от Анкары. Из значимых арабских стран с Турцией поддерживают прочные отношения КСА и Катар – союзники по борьбе с правительством Асада в Сирии. При этом отношения Анкары и Дохи позволяют говорить о возникновении в регионе военно-политической катарско-турецкой оси.

Ультиматумы в отношении ЕС по проблеме председательства в этом альянсе Кипра и в отношении самого Кипра в связи с началом бурения на его газоносном шельфе позволяют предположить, что политическое и военное давление Турции на Израиль служит прикрытием для разворачивания системы турецкой гегемонии в Восточном Средиземноморье. В то же время это привело к возникновению греко-кипрско-израильского альянса, в том числе в вопросах разработки шельфовых углеводородов трёх этих стран, при поддержке Египта и Саудовской Аравии. Последняя автоматически поддерживает любые антикатарские альянсы и остро воспринимает «дело Хашшоги» – убитого в саудовском дипломатическом представительстве популярного на Западе журналиста, оппонента правящего дома, компрометирующие династию сведения по которому были предоставлены США турецкими властями.

Один из наиболее важных инструментов турецкого влияния на Сирию и Ирак – вода. Отсутствие признанного международно-правового статуса Тигра и Евфрата позволяет Турции утверждать, что эти реки не международные, а трансграничные потоки, и она свободна в строительстве гидроузлов на их истоках, учитывая интересы стран, лежащих ниже по течению, «насколько возможно». Нормализуя отношения с Сирией, Турция объявила о начале строительства в 2010 году на реке Аси, на турецко-сирийской границе, «Плотины дружбы», однако через год сирийско-турецкие отношения были торпедированы поддержкой Анкарой вооружённой антиправительственной оппозиции. Попытки Турции превратить север Сирии и Ирака, включая города Алеппо и Мосул, в зону своего непосредственного влияния встречают жёсткое сопротивление Дамаска и Багдада.

Исламизация Турции и её интеграция в мусульманский мир имеют свою цену. Ветераны войн в Афганистане, Боснии и Чечне образовали в этой стране исламистское террористическое подполье, пользующееся симпатиями президента Эрдогана, наиболее известной частью которого является созданный в 1984 году «Фронт исламских завоевателей Великого Востока». Радикальный Фонд гуманитарной помощи (ФГП), с 1992 года действующий в 120 странах мира как консультант Экономического и социального совета ООН, член Объединения неправительственных организаций Исламского мира и Гуманитарного форума Организации Исламская конференция, был открыто поддержан турецким руководством в ходе организации антиизраильской «Флотилии свободы». Попытка ФГП «прорвать блокаду Газы» позволила руководству Турции начать процесс охлаждения отношений с Израилем, но вызвала критику влиятельного турецкого религиозного деятеля Фетуллы Гюлена, число последователей которого в 100 странах мира превышает 6 миллионов человек.

Раскол между исламскими радикалами, на защиту которых встало руководство Турции, и умеренными исламистами движения «Нурджулар», возглавляемого Гюленом, был опасен для правящей ПСР, поскольку за Гюленом стоит «исламистский капитал» Турции, контролирующий не менее трети экономики страны. Однако Эрдогану удалось подавить оппозицию в рядах правящей элиты, организованную Гюленом, арестовав и уволив с государственной службы десятки тысяч чиновников, являвшихся членами гюленовского «джамаата» – в том числе в силовом блоке и правоохранительных структурах. Финансовые активы общины Гюлена с 80-х годов до настоящего времени выросли до $ 50 млрд позволив ему создать более тысячи учебных заведений в 65 странах мира, включая Турцию, Малайзию, Индию, Пакистан, США, Россию, страны Центральной Азии и ЕС. Дистанцирование нурсистов от правящей ПСР было так же показательно, как и «резкие повороты» руководства страны в преддверии референдума об изменении Конституции в сентябре 2010 года. Выиграв его, ПСР покончила с политической ролью армии, подорванной арестами по делу «Эргенекон». В противном случае будущее партии было бы туманным – Конституционный суд Турции с 1963 года закрыл 24 партии, 4 из которых были близки ПСР, причём Партия благоденствия и Партия добродетели были запрещены в 1998 и 2001 годах.

Положение Эрдогана внутри страны осложняет, помимо всего вышесказанного, доминирование в кругах молодёжи марксистских, ультракемалистских и левых идей. Среди двух с половиной миллионов турецких студентов популярны Федерация Клубов идей кемализма, Союз молодёжи Турции, Движение патриотической демократической молодёжи, группы «Молодёжь Партии спасения» и «Революционная молодёжь», молодёжные и студенческие организации Компартии. Националисты представлены в университетах организациями Партии националистического движения. ПСР сотрудничала только с объединениями «Исламистская молодёжь» и «Мусульманская молодёжь», находящимися под влиянием Ф. Гюлена, а после разрыва с ним потеряла позиции в молодёжной среде, опираясь в этих кругах только на собственное молодёжное крыло, непосредственно подчинённое Эрдогану.

Групповые и секторальные интересы усиливает экономическим кризисом и проблема меньшинств, являющихся фактором нестабильности, который зависит от турецко-курдского противостояния. Популистские шаги правительства в адрес христианских общин сопровождаются убийствами священников и агрессивной риторикой лидеров страны в отношении христианства, а призывы к изоляционизму и культивированию турецкого национализма, обращённые к многомиллионной турецкой диаспоре, носят провокационный характер. При этом исследование этнического состава населения, проведённое Советом национальной безопасности, вопреки теории «единой турецкой нации» показало, что общее число представителей тюркских групп в стране – чуть более 50 миллионов. Курдов в Турции около 13 миллионов, черкесов двух с половиной, боснийцев около двух, албанцев почти полтора миллиона, арабов около 900 тысяч, цыган – 700 тысяч, армян 16 тысяч, евреев – 20, греков – 15, амшенов и сирийцев – 13 тысяч. 85 % населения сунниты. Большинство остальных – шииты, алавиты и йезиды (среди курдов).

Вероятность того, что к 2030 году Турция займёт место в числе ведущих государств мира, как это декларировали её лидеры, была достаточно высока – до того как Анкара вмешалась в гражданскую войну в Сирии, в результате которой на её территории появились миллионы беженцев и мигрантов, положение которых усугубил экономический кризис, и охлаждение отношений с Россией, дополнительно провоцируемое в 2020–2021 годах беспрецедентной активностью Анкары на постсоветском пространстве. Демография и экономика Турции до начала реализации неоосманистских идей её руководства способствовали росту её влияния в мире, хотя поляризация общества по мере расширения сферы действия исламских норм и опасность раскола страны сдерживали её развитие. Однако будущее Турции на мировой арене в настоящий момент непредсказуемо. По крайней мере до того, как эта страна не вернётся к взвешенному внешне– и внутриполитическому курсу, что возможно только после ухода с политической арены её президента…